— Из всех Срулевичей, — задумчиво говорит он, — нормальный только молодой Срулевич. Хорошей мальчик, кстати. И как раз немногим старше тебя, Лена.

— О чем ты говоришь, Муня, — неожиданно взрывается мама, — это молодой Срулевич нормальный? Он такой же нормальный, как мой дедушка. Нормальный человек не ставит мочевой пузырь в холодильник.

— Он писал диссертацию, — защищается папа. — Ему этот пузырь был нужен для патогистологии.

— Ах, для патогистологии…

Оба раздраженно умолкают. Вообще-то, мочевой пузырь в холодильнике вещь не слишком запредельная. Ленка держала там мотыль — рыбок кормить. Пока папа не полез как-то в холодильник перехватить чего-нибудь до обеда и не набрел на красную шевелящуюся массу. Теперь Ленка держит мотыль в сортирном бачке. Там проточная вода, и мотылю хорошо. Папа пока об этом не знает.

Ленка ставит на полку психиатрический справочник и берется за Грофа. Тоже ничего.

— А цветом лица ты все-таки в Бромштромов пошла, — задумчиво бормочет папа.

Все любят читать психиатрические справочники — они по своей популярности не уступают детективам. И не потому, что приятно ставить диагнозы своим друзьям и знакомым (а ведь, действительно, приятно!), а потому, что в одной из этих скучных и страшных книжек, одетых в безликие переплеты цвета присутственных мест, мы надеемся набрести на одну-единственную болезнь — свою болезнь. И совпадут симптомы, и мы поймем, почему нам бывает так плохо и страшно, почему не спится ночью, а по утрам невозможно продрать глаза, почему мы не в ладу с миром, или мир не в ладах с нами. А раз есть болезнь, то ведь должно существовать какое-то лечение. Аутотренинг там, или психотерапия. Вам хорошо… Вы расслаблены… Ваши руки теплые и тяжелые. Особенно правая. Да и левая тоже… Туда же… Вам уже лучше, говорю я — вы завтра проснетесь и это уже будет другой, лучший мир — нет, я не в этом смысле… Просто вам уже гораздо лучше.

* * *

— Слушай, — говорит Лидочка Мунтян, — ты что в субботу делаешь?

— Не знаю еще, — осторожно говорит Ленка, — а что?

— Пошли со мной в психушку.

— Это еще зачем? — пугается Ленка. Нет, может, ей и есть что делать в психушке, но не так ведь, наскоком.

— Лошадь навещать. Вдвоем спокойнее как-то.

— Что с ней? Свихнулась?

— Не то чтобы свихнулась, — задумчиво говорит Лидочка, — а, ты понимаешь, странный случай. Сидит она в парикмахерской. Ресницы красит. Парикмахерша сзади стоит. Ножницами стрекочет. И тут, ты понимаешь, приходит в голову Лошади мысль — а что, если пока она вот так сидит, парикмахерша обойдет кресло и ножницами по горлу — раз. Ну, она сначала так эту мысль от себя отогнала, да еще внутренне похихикала, но ведь ей все хуже и хуже. Все она себе представляет, как приходит парикмахерша, обходит ее сзади, раскрывает эти ножницы и… А она ведь совсем беззащитная, Лошадь. Сидит, глаза закрыты, ресницы в краске, по уши в простыню закутана.

— И что?

— А ничего! Сорвала она с себя эту простыню и рванула из парикмахерской. Даже ресницы не смыла. Так и бежала по улице, как Фреди Крюггер.

— И, по-твоему, она ненормальная? — скептически интересуется Ленка. Вполне закономерная реакция. Мне, вон, парикмахерша однажды самой чуть ухо не отрезала.

— Да нет, это как раз в порядке вещей. Я их сама знаешь как боюсь… А только с тех пор начались у Лошади неприятности — как она выйдет на улицу, так ей плохо делается.