Впереди вырос заборчик повыше. Я прибавил разгона и самонадеянно попытался взять его штурмом, не сбавляя ход. Прыжок! Но я не Бубка, и шеста у меня нет. Зацепил ногой штакетину и полетел мордой вниз. В последний момент успел сгруппироваться и перекатом взрыхлил огород. Пистолет выронил. В колышушейся  тени от садовых деревьев ничего было не разглядеть, и нащупать оружие быстро не получалось. . Твою мать! Где чертов ПМ? Хрен с ним, потом за ним вернусь. Я вскочил на ноги. Женьки не видно. Луна, как назло, залезла за облачко. В черноте лишь видны силуэты домишек.

Я выскочил на узкую улочку и осмотрелся. Если он знает эти места, то будет выбираться к дороге, чтобы поймать попутку. Или наоборот, затихарится до утра в одном из домиков. Я оббежал округу и остановился перевести дух. Где же ты, сволочь?..

Несколько секунд передыха – и помчался дальше. На ходу обернулся, чтобы запомнить участок, где пистолет обронил. Вовремя я обернулся. На том участке мелькнула тень. Силуэт человека, пригнувшись, драпал в противоположном от меня направлении. Вот сука, там он сидел, а когда я мимо пронесся, назад рванул.

Я развернулся и поскакал назад. Силуэт меня заметил и, уже не скрываясь, неся  по огородам. Пот заливал мне глаза. Я скинул на ходу куртку.

До Зинченко метров двадцать. Он изрядно выдохся, и я постепенно сокращал дистанцию. Вот уже до него метров десять.

— Стой, сука! — выдохнул я на бегу. — Не уйдешь!

Словно вняв моим словам, Зинченко резко остановился и развернулся:

— Стой, Андрей! Не подходи! — голос глухой, как из пещеры.

Вылезла луна и осветила его налитые кровью глаза, в руке его блеснул складник с широким клинком:

— Не подходи… Убью…

Я остановился в пяти шагах от него:

— Тебе не привыкать убивать. Убери ножичек. Все кончено, Женя. Сюда уже вся милиция Новоульяновска едет.

— Я не убивал…

— Разберемся, брось нож.

— Ты мне не веришь? Да? — Зинченко улыбнулся, но улыбка больше напоминала оскал. — Никто меня никогда не слушал. И отец тоже…

— Отца твоего выпустили, дома он. С ним все в порядке. Если ты не виноват — тебя отпустят. Сам говорил, что денег у вас помойка. На жизнь хватит. Не губи только свою судьбу сейчас. Не дури, — я медленно подходил. — Я сейчас протяну руку, и ты спокойно отдашь мне нож. Договорились?

Плечи Женьки задергались, послышались всхлипы:

— Не убивал я, не убивал…

— Тем более, тогда тебе нечего бояться. Отдай нож и пойдем со мной. Мы разберемся.

— Нет! Не подходи! — рявкнул Зинченко, махнув перед моим лицом ножом. — Вы на меня все повесите. Знаю я вас! Уже кофту какую-то приплели из мусорки! Я почему и сбежал от вас, что боялся этого!

— Если ты этого не делал, тебе нечего бояться. Расскажешь все Горохову, и тебя отпустят, — переговорщик из меня тот еще, но я всеми силами пытался внушить Женьке ложную надежду.

— Андрюха, — уже чуть ли не плачущим голосом проговорил Зинченко. — Отпусти меня. А? Что тебе стоит? Это же я. Твой одноклассник.

— Сейчас, Женя, тебе помощь нужна. На каждом столбе твоя фотка висит. Приказ есть стрелять в случае чего. Если жить хочешь, пошли со мной…

— Ах ты сука! — Женька ринулся на меня, замахиваясь ножом.

Я резко присел и, хапнув рукой земли, швырнул ему по глазам. На мое удивление он увернулся и сразу ударил. Клинок рассек руку. В последний момент я успел ее убрать, и рана получилась поверхностной.

В ответ я ударил боковым ему в ухо. Но Женька уже снова кинулся на меня, и удар не попал в цель, смазав его по затылку.

Я поймал его руку с ножом, собираясь вывернуть, но Зинченко ударил меня коленом под дых.