— Пожалуй, я выберу первый вариант.

— Ты хорошо подумал, Андрей? Впереди двухнедельный зимний отпуск. Если мы тебя командируем, то его придется перенести. И следующий отпуск ты увидишь, скорее всего, не скоро.

— Савелий Прохорович, почему вы пытаетесь меня отговорить? Сами же сказали, что второй такой возможности не будет.

Ярусов встал из-за стола и чуть прошелся по кабинету, встал ближе ко мне. Проговорил спокойно:

— Потому что все лучшее Москве достается. Так всегда было и будет. Вот и тебя хотят заграбастать. А здесь кто работать останется? Толковые сотрудники и в Новоульяновске тоже нужны. Я здесь родился и вырос, и душа моя за этот город болит, а за Москву я и так немало на фронте крови пролил. Столица мне сама теперь должна.

С этим сложно было поспорить. Мне очень захотелось если не утешить Савелия Прохоровича, то хоть сказать что-то обнадеживающее.

— Если отдел экспериментальный, — задумчиво проговорил я, — то, скорее всего, не по Москве работать будем. По всему Союзу. Так что, товарищ полковник, зря сокрушаетесь. Не Москвой единой. Лучше уж я сразу пользу приносить буду, чем снег на плацу чистить.

— Ишь ты, — пробурчал начальник. — Снег ему не нравится убирать. Был у меня командиром на фронте генерал Рыков. Так вот он лично окопы копал. Вместе с простыми бойцами. Скидывал генеральскую шинель, надевал солдатский ватник, брал лопату и вперед.

— Я ж не против со всеми траншеи рыть. Только пользы больше от меня будет не на плацу, а в группе Горохова.

Полковник задумался, покряхтел:

— В чем-то ты прав. Фронта нет сейчас. Враг внутри. Время другое наступает. Знаешь, что теракты, именно теракты уже начались и в Москве. Метро и магазин взорвали, а третью бомбу возле здания КГБ заложили. Совсем обнаглели. Террористов поймали и расстреляли еще год назад, но чувствую, что это была лишь первая ласточка.

— Я понял вас, Савелий Прохорович, но если вы даете добро на мою командировку, то я все-таки хотел бы принять предложение Горохова. А с учебой как-нибудь разберусь. Учебники читать обучен. Преподаватели здесь прекрасные, но и самообразование — штука хорошая.

— Ну ты не торопись с решением. Подумай пару дней, пока мы приказ готовим. С родными посоветуйся. Если уедешь, долго они тебя не увидят. В общем, так… — начальник достал серенький бланк увольнительной и стал его заполнять. — Бери на сегодня выходной и дуй домой. Обсуди с семьей все. Завтра прибудешь к утреннему разводу.

— Есть взять выходной!

***

Тусклая лампа общажной комнаты мерцала робким светлячком. Все хотел поменять ее, но в этот зимний вечер она создавала уют, будто горела свеча. Я лежал на скрипучей железной кровати. Рядом прильнула Соня. Прижавшись ко мне, перебирала волоски на моей груди.

— Зачем тебе эта Москва? — надула она губки. — А обо мне ты подумал? Как я без тебя?

— Вот устроюсь — и ко мне переедешь, — попытался я ее успокоить, хотя в глубине души понимал, что сам буду там, как перекати поле. По командировкам мотаться. Для семьи такая жизнь не подходит. Недаром от Горохова жена ушла. Волк-одиночка Никита Егорович. Чем-то на меня похож. Я думал, что смогу новую жизнь прожить по-другому. Но, похоже, иду по прежнему пути. Пока девятнадцать, кажется, что все еще впереди и не поздно свернуть. Проходили это уже. Но иначе я не могу поступить… По крайней мере пока… А там посмотрим.

— Ага, как же, — Соня приподнялась на локте, тряхнув рыжей гривой.