— Конечно. Он как мартовский кот, погуляет и вернется домой, раны зализывать.

— И ждать следующего марта, — грустным голосом закончила фразу мать. — Лучше бы гулял, как все мужики. Ну или пил, прости господи, чтоб хоть все как у людей было. А этот не пьет и по бабам не шляется, зато в голове черти что творится. Перед соседями опять стыдно. Что я тете Клаве скажу, когда спросит, куда Григорий Яковлевич делся?

Я тихонько рассмеялся. Сюда бы Свету с её советами, а впрочем, я и сам соображу.

— Соври что-нибудь. Скажи, что заболел или уехал к родственникам погостить.

— Не буду я ей врать. Тем более, не обманешь ее. Человека насквозь видит. Фронтовичка. Не зря ее племянник в прокуратуре работает. Гордится им сильно. И фамилия у него такая же. Дубов. Ты должен знать его.

— Знаю, хороший мужик. Но про отца все-таки не распространяйся пока. Ладно? Я попробую по своим каналам пробить, куда он в этот раз намылился. С Гошей Индия еще переговорю. Может, он что знает и подскажет.

— Спасибо, Андрюш…

— Мам, ты чего? За такое спасибо не говорят. Мы же одна семья.

— Все равно спасибо… За то, что ты такой взрослый у меня стал. И самостоятельный. Не то что Григорий. Чтоб его холера взяла, — проклятье мать проговорила без злобы, а, скорее, с сожалением.

— Не беспокойся. Все нормально будет. Ну ладно, пока, целую, время заканчивается. Если денег надо будет, скажи. Нас тут премиями завалили (насчет премий я, конечно, немного слукавил, но за дело многоженца Погибова я и правда получил аж три оклада сверху).

— Да ты что? Ничего мне не надо… На свадьбу себе копи!

— Да рано еще копить.

— А Сонька, думаешь, железная? Ждать столько времени. Смотри, девчонка молодая, красивая. Уведут!

— Если уведут, значит, не годилась в жены. Другую найдем, - попробовал отшутиться я, а у самого котенок Гав на душе скребанул.

— Ну, все сынок, до свидания, люблю тебя, целую…

Я повесил трубку и задумался. В какую историю опять мог влипнуть мой отец? Что ему дома не сидится? Это все можно пережить, вот мать жалко.

Если вернется, надо будет с папашей воспитательную работу провести. Лучше бы и правда просто бухал с мужиками после работы. Мать отбирала бы у него зарплату, а вечером искала бы его по окрестным гаражам и гнала домой палкой. Все было бы как у людей…

Я громко фыркнул, но шутить даже самому с собой что-то не очень выходило.

На сердце было неспокойно. Чуйка подсказывала, что не ради приключений сорвался батя из Новоульяновска… Может, что-то я о нем еще не знаю? Одна фраза меня очень настораживала, которую написал отец в прощальной записке: “Люди должны знать правду”.

Что это значит, черт возьми?..

Глава 8

— Слушаю, Горохов! — следователь поднял трубку, это был первый звонок за всё наше пребывание в Волгограде.

Мы с удивлением подняли головы, оторвавшись от пухлых папок с материалами дел, котрые штудировали вот уже два дня.

— Секунду, я записываю адрес… — Горохов раскрыл блокнот. — Так, ясно. Скоро будем.

Следователь положил трубку и погрыз кончик авторучки:

— Собирайтесь товарищи, выезжаем на свежее мошенничество. Похоже, наша подследственность будет.

Апрель в Волгограде стоял солнечный. Не пришлось даже куртки надевать. Погрузились в красную копейку, которой любезно пожертвовал для нас Стариков, и выдвинулись на адрес.

Потерпевший проживал в панельной пятиэтажке по улице Липецкая, неподалеку от Казанского собора. Въехали в обычный советский двор с неказистой панелькой. Не похоже, чтобы здесь жили обеспеченные граждане, которых прежде выбирали наши мошенницы.