— Бегу, — Погодин рванул с места, будто спаниель за дичью, уши по ветру и хвост торчком.

Я наблюдал, как он приблизился со спины к грациозно изгибающейся в такт музыке особе в красном. Сбоку от меня вдруг что-то мелькнуло похожих тонов. Я обернулся и обомлел. Девушка в красном (это была точно она, по носу узнал), села на свое место за стол. Я перевел взгляд на танцплощадку. Так, елки зеленые, а там тогда кто? Эти советские универмаги с одинаковым ассортиментом одежды от фабрики “Большевичка” наплодили много одинаковых женщин на свадьбе.

Замахал Погодину, но “спаниель”, поймав кураж, уже меня не замечал и приблизился к добыче сзади. А ничего так добыча. По крайней мере. Со спины неплохо смотрится…

Погодин наклонился и что-то проговорил, одновременно протягивая руку, чтобы пригласить даму на танец. Надеюсь, слова моей фразы не перепутал. Двойник обернулась, и я чуть не подавился заливным. Сзади пионерка, а спереди пенсионерка.

Широко улыбнувшись золотом зубов, тетя, что Погодину как минимум в матери годится, охотно подхватила его руку и, приняв приглашение, прижалась к кавалеру, потянув его в круговерть танца. Вот попал!

Комплимент, что я придумал, на нее явно подействовал. Не снимая с лица золотой улыбки, она что-то ему оживленно втирала и периодически смеялась. Федя стойко воткнул взгляд в пол и поджал губы. Молчал, лишь изредка кивал в ответ. Наверное, меня в юбке представлял, чтобы отвлечься. Не успел клен отшуметь (звучал кавер на хит “Синей птицы), как к “молодым” приблизился пошатывающийся дядя с крепкими руками комбайнера и в широких, как у Маяковского, штанах. Он очень настойчиво похлопал Погодина по плечу, мол, что же вы, молодой человек, без спросу вещи чужие берете. Погодин, естественно, обрадовался такому повороту и, извиняясь, закивал, намереваясь улизнуть под шумок, но тут в дело вступила вальсируемая женщина в красном. Судя по ее гневному взгляду — она была законной супружницей “комбайнера”. Видно, обиделась на бессовестное попрание своих женских прав и свобод со стороны пошатывающегося мужа и в знак протеста вцепилась в Погодина обеими руками, притягивая его комсомольское тельце к своему пионерскому.

Подвыпивший муж воспрял это как акт агрессии со стороны Погодина. Замахал руками, почище ветряной мельницы, что-то доказывая. Из доносившихся обрывков фраз, если не считать маты, услышал только “трое детей!”, “…паскуда такая!”, “… ноги вырву!”.

Погодин был нужен мне как друг с ногами целыми (даже если бы был не другом, ноги ему точно не помешают), поэтому я поспешил к эпицентру недоразумения – спасать нижние конечности боевого товарища.

Там уже комбайнер одной рукой схватил свою ветренную пассию за гриву волос, а второй замахнулся на Погодина.

— Не виноватая я! — кричала яблоко раздора. — Он сам пришел!

Еще секунда и кулак впечатается в Федю, а тот, понадеявшись на культурность советских комбайнеров, не торопился контратаковать или вообще хоть как-то защищаться. Стоял и хлопал глазами.

Мне хотелось крикнуть, беги, Форест, беги, но я не успел. Рука ревнивца, что держала гриву жены, соскользнула вниз с этой самой гривой, и воин, потеряв равновесие, брякнулся на полированный мрамор. Только сейчас Погодин понял всю серьезность намерений хлебороба, а потому окончательно отцепил от себя немного лысую, оглядывающуюся в поисках парика, но все еще стройную случайную пассию и улизнул в сторону нашего стола.

Чуть не столкнулся со мной:

— Андрюха! Ты видел?

— Ага, сработала моя фраза! — тянул я нескрываемую лыбу.

— Только не та это девушка, и не девушка вовсе! — задыхался от возмущения Погодин.