Взглядом он вцеплялся в того, с кем говорил, так что Погодин, к которому Горохов даже прямо не обращался, весь выпрямился на стуле, только что руку к виску не прикладывал.

Но начальник не стремился никого запугать. Просто сам он отдавался делу полностью – и этого же хотел от нас.

— Светлана Валерьевна, а мы с вами займемся изучением материалов — справки, объяснения, допросы проштудируем, – продолжил он. – Наша задача – мотив установить. Узнаем мотив, будет известно, кого искать следует. Ограбление сразу исключаем. Портфель с документами, кошелек и наручные часы нетронутыми оказались. Есть какие-то мысли по этому поводу?

— Разрешите? — я взял слово, Горохов кивнул. — На место происшествия нужно нам повторно выехать. Своими глазами посмотрим.

— Это обязательно, — согласился следователь. Только не уверен, что мы там что-то найдем. Подъезд — место общественное. Даже, простите, удивительно, что никто не обчистил на теле карманы уже потом. Там и так со следами негусто, к тому же, уборщица все наверняка затерла. Но наведаться надо. Да, чуть не забыл.. Странное дело. В портфеле Дубова нашли непочатый флакон дорогих польских духов “Пани Валевска”. Синий такой изящный флакончик с золотистой пробкой.

— Может, жене подарок собирался сделать, — высказался Катков. — Что такого?

— В том-то дело, Алексей. Что супруга пояснила, что только “Красной Москвой” уже десять лет как пользуется. Другой парфюм на дух не переносит. Глеб Львович этого не знать не мог. Как говорится, шерше ля фам. Все мы люди, все человеки, у каждого свои недостатки. Возможно, у Дубова была любовница, но не факт. Проверить это надо. Если так, то она много может интересного поведать о другой стороне его жизни. За работу, товарищи…

Глава 23

Городской морг размещался традиционно, при бюро судебно-медицинской экспертизы в здании по ул. Мира. Мы с Погодиным добрались туда на моей машине.

Группе Горохова выделили от УВД служебку с водителем. Я не стал претендовать, мне хотелось прокатится на своей белой ласточке. А “Волгу” со старшиной я оставил Горохову. Ему сегодня тоже надо было смотаться до городской прокуратуры и уладить формальности с принятием дела к своему производству.

Здание БСМЭ было относительно новое, но бетонное крыльцо, выложенное плиткой из застывшей мраморной крошки, уже успело потрескаться. При входе прибита крашенная фанерка, на которой через трафарет расписан график выдачи тел. Коридор, как и везде в подобных учреждениях — крашенные стены под самый потолок, змеистая проводка поверх штукатурки, какие-то агитационные плакаты о борьбе с инфекциями.

В коридоре пахло хлоркой и почему-то свежескошенной травой.

— Андрей? Это ты? — в коридоре выросла пухлобокая женская фигура в халате и с “праздничной” ракушкой на голове.

На просвет я не мог разглядеть лица, но голос показался очень знакомым. Я подошел ближе:

— О, Ленок! А ты как здесь?

Передо мной стояла та самая медсестра Лена, что выхаживала меня когда-то в стационаре хирургии после ножевого ранения, которое я получил во время стычки с валютчиками. Мне тогда еще медаль Зинченко-старший вручал.