Поблескивая нержавейкой, по залу расставлены смотровые столы. Каждый оборудован кровостоком. На трех столах трупы. Первого я сразу узнал по могучей фигуре, хоть и накрыт простыней. Дубов это. Второй почти сгнил. Почерневшие кости с кусками налипшей земли вместо плоти. Третий вообще свежачок. Распотрошенная женщина со вскрытым животом и грудиной и спиленным фрагментом черепа. Возле в лотке лежали окровавленные инструменты: специальные ножницы, реберный нож, пинцет, малый секционный нож и пила.

Зрелище ужасное, конечно, для новичка. Но в прошлой жизни я частенько бывал в подобных местах и даже присутствовал на вскрытиях. Но один хрен, завтрак во мне откликнулся легким рвотным позывом, хотел сбежать, но я быстро унял приступ, чуть абстрагировавшись от вони и зрелища, размышляя о деле.

Ясно-понятно, гаденыш Мытко специально нас сюда притащил. Он мог бы и в кабинете с нами поговорить, но решил измором взять. Его тактика сработала только по отношению к Погодину. Тот ошалело покрутил глазами, схватился обеими руками за рот и бросился прочь из секционной, будто его преследовала стая мертвецов.

Я невозмутимо прохаживался между “разделочных” столов:

— Не обращайте внимание на моего коллегу, Павел Алексеевич, ему срочно надо позвонить. Я вас слушаю. Вы обещали рассказать про Дубова.

Я стянул простынь с трупа. Легендарного следователя почти не узнать. Посинел и как-то скукожился. Жаль Глеба Львовича. Его, в отличие от неизвестной мне женщины, уже зашили после вскрытия. Швы корявые, штопал явно не хирург Мытько. На коже щелки колото-резаных ранений. Смотрятся будто нарисованные. Не верится, что столько ран получил.

— А что рассказывать? — Мытько, потеряв надежду меня сломить, проникся к моей стойкости и, наконец, пошел на контакт. — Десять ножевых ранений. Причина смерти ясна — не пряником отравился. В крови алкоголя нет. Других патологий не выявлено.

— А как так получилось, что десять раз убийце пришлось его кольнуть? Зачем?

— Ни одно из повреждений, судя по локализации, не могло причинить мгновенную смерть. Такое впечатление, что преступник ножом орудовал крайне неумело. Почти наобум, так сказать. Лишь одно ранение, которое в сердце, оказалось смертельным.

— Вы хотите сказать, что Глеб Львович никак не хотел умирать даже после девяти ударов ножом?

— Совершенно верно. Судя по направлению раневых каналов, глубины погружения клинка, углу нанесения ран — удары производились, когда Дубов стоял на ногах. Можно это даже представить. Сначала в спину, потом он, очевидно, повернулся и получил удары в грудь и в сердце.

— Что вы можете сказать об орудии убийства?

— Ничего примечательного, все раневые отверстия на коже щелевидные, с одного конца п-образные, с другого с острым углом. Стало быть, клинок с обушком и лезвием, не стилет, не кинжал. А обычный нож, получается. По всем пунктам так выходит.

Сказал так, будто только что сверялся с учебником или с какой-то методичкой – а может быть, так действительно и было.

— Точно обычный?

— Абсолютно. Хозяйственно-бытовой, так сказать.

— Не холодное оружие? Как вы это определили?

— Потому что толщина обушка маленькая - один-два миллиметра, не больше. Ширина клинка на уровне погружения в объект не более 32 мм, все замерено и записано. Длина заглубления не более 128 мм. Параметры клинка вообще-то подходят под охотничий нож, но толщина клинка у тех побольше будет. Ближе к трем миллиметрам.

— Вы хотите сказать, что зампрокурора Дубова убили кухонным ножом, неумело тыкая в спину, а потом в грудь?

— Похоже на то.

— Интересно…

Я задумался.