Я лишь слегка отклонил голову, не удостаивая противника полновесной защитой. И так сойдет. Стащил его с заднего сиденья и швырнул на землю, сдобренную щебнем и осколками бетона.

– Ты что творишь, Петров? – тот попытался встать, но получил удар ногой в грудь и снова покатился колобком.

– За избиение сотрудника тебе трындец! – задыхаясь, выкрикнул он.

– А кто сказал, что я тебя бить буду? – я методично и неторопливо засучивал рукава. – Я казнить тебя пришел.

– Чего? Э! Не дури! За убийство мента – расстрел.

– А ты сам убьешься, – хмыкнул я. – Выпрыгнешь из окна того корпуса, – я кивнул на пустующую черноту глазницы проема, – самоубийство, так сказать.

– Я не буду прыгать! – голос Радченко дрогнул, а затем выдал истеричные нотки. – Да пошел ты!

– Будешь, – я шагал на противника, а тот от меня отступал ползком, пятясь на четырех костях. – Я тебе помогу.

Капитан попытался встать, но я успел его подхватить за ворот пиджака. Ткань затрещала, он хотел вырваться, пришлось второй рукой (слава богу, почти зажила, и на адреналине уже мог ею кое-что делать) дать ему тычок под дых, чтобы немного угомонить беснующуюся тушку.

Радченко скрючился и стал сговорчивее, а я потащил его по щербатым бетонным ступенькам наверх навстречу судьбе.

– Не делай этого, – заныл вдруг недомерок. – Зачем тебе меня убивать? Ты с ума сошел?

– Из мести, – спокойно проговорил я.

– Ты из-за фарцы, что ли? Обиделся, что тогда мы на вас наехали?

– Нет… Ты сам знаешь, за что…

– Не понимаю, о чем ты!

– Врешь! – я грубо ткнул его в спину так, что тот чуть не перекопытился на ступеньках.

Вел пленника как на расстрел, а тот уже с угроз перешел на мольбы.

– Не дури, Петров! Я человек маленький, ничего не решаю. Ну прости за все, что было!

– А кто у вас решает?

– Если скажу, отпустишь меня?

– Посмотрим.

– Сафонов. Он, гад, всем заправляет.

– Это Сафонов убил Дубова?

– Чего? Какого Дубова?

– Пришли, – я крепче стиснул ворот пиджака недомерка и подтолкнул его к зеву зловещего оконного проема.

– Погоди! Дай сказать! Не убивай!

Я на него толком даже не смотрел. Вернее, смотрел, будто на стену, а не на человека живого.

– Я не люблю, когда мне врут.

– Твою мать! Да не вру я! Кто такой Дубов? Это который зампрокурора?

– А у нас в городе много Дубовых убито?

Мышцы лица с трудом сложились в ухмылку.

– Да не слежу я за убийствами. У меня другой профиль! Взятки, растрата, хищения с предприятий. Совсем не та стезя, ну. И Сафонов никого не убивал. Во всяком случае, я о таком не знаю.

– А кто тогда убивал?

– Отпусти меня, не держи над пропастью! Бляха! Страшно же!

Я ослабил хватку, отошел вглубь заброшенного зала. Под ногами зловеще хрустели осколки бетона и разбитого стекла.

Тот тоже сделал шаг – крохотный совсем. Боялся, и правильно боялся.

– Говори, сука, – прошипел я. – Все рассказывай про ваши делишки с Сафоновым. От этого сейчас зависит, жить тебе или сдохнуть…

Глава 24

Радченко обмяк и больше не пытался вырываться. Пятился подальше от страшного окна, под которым с высоты четвертого этажа видна была чернота тверди, усыпанной битым кирпичом.

– Я все скажу, – задыхался он. – Только прошу, давай подальше отойдем, – он кивнул на черноту проема. – Я высоты боюсь.

Я кивнул, и мы вышли в пустой коридор. Сюда свет почти не попадал, но глаза уже привыкли к темноте.