Изменить размер шрифта - +
Если за мной придут, то, значит, это ты меня сдал. А в тебе я уверен. Что нового?

– Совсем плохи дела. Из области приданные силы пригнали тебя искать. Город обложили. Ориентировки развесили с твоей фоткой на вокзалах.

– Блин… Только бы до Сони и до родителей не дошло. Они думают, что я в Москве. Хотя, уверен, их уже оперативники навестили… Свяжись с моими родными. Успокой их. Скажи, что, мол, я внедрен в преступную среду. Дескать, для поддержания легенды меня даже в розыск объявили, а на самом-то деле не тронут.. Вроде как, по плану служба идет.

– Отец твой не поверит. Он журналист тертый. Жизнь знает.

– Не поверит, но вид сделает, чтобы мать не бередить. Хотя Соня тоже может не поверить. Не такая уж она и глупая, как кажется. Но ты постарайся. Все от тебя зависит.

– Это я сделаю. Сегодня же с ними свяжусь. Ты лучше скажи, что делать дальше будем?

– С Гороховым мне надо встретиться. Есть у меня новые мыслишки по поводу убийства Дубова.

– Да хрен с этим Дубовым. Ты лучше о себе позаботься!

– Одно связано с другим, Федь.

Погодин внимательно на меня посмотрел, как будто тщательно подбирая слова или не желая сказать лишнего:

– Ты хочешь, чтобы я Никите Егоровичу адрес твой сказал?

– Нет. Передай ему, что буду ждать его завтра в центральном парке на лавочке возле памятника Гагарину, в двенадцать дня.

– Но там же народу полно…

– Вот именно, там точно меня искать никто не будет, а наряды ППС заступают позже. Приданные силы с ними ходят?

– Ага, а оперативники в свободном полете.

– Ну опера в парк не попрутся… Чего им там делать?

 

 

***

 

Полдень играл лучиками осеннего солнышка на желтой листве берез и тополей. День тихий и погожий. Лишь неугомонные воробьи затеяли драку прямо на постаменте памятника первому советскому космонавту. Я сидел на лавочке и наблюдал за обстановкой.

Будний день, и посетителей в парке немного. В основном, мамашки с колясками, несколько школьников с цветастыми неуклюжими портфелями. Парочка пенсионеров, что двигает шахматные фигуры в беседке неподалеку. Дворник вылизывает асфальт. Метет усердно, будто парк готовится принять важную делегацию.

– Привет, Андрей Григорьевич, – Горохов появился будто из ниоткуда.

Заметил я его почти в последний момент. Либо расслабился, либо он спец по конспирации. Скорее всего, и то, и другое. Расслабляться нельзя, но я знал, что будет дальше. Поэтому с осторожностью особо не заморачивался.

Я привстал и пожал руку шефу:

– Как дела на работе? Затянулся мой больничный…

– Заварил ты кашу, Андрей… Меня, как твоего начальника, хотели временно отстранить от службы. Москва вступилась. Сказали, что дело по Дубову надо закончить. Вот, представь себе.

Мы сидели бок о бок, подставляя лица солнцу.

– Все правильно, только Гоша Индия его не убивал.

– Поздно, Андрей, коней на переправе менять. Я уже в Москву отрапортовал. Все ждут скорейшего результата. Гоша на поправку идет. Скоро из больницы в СИЗО переведут. Там разговорится.

– Неправильно все это…

– Что?

– Дворник нас слушает.

– Андрей… Тебе нужно сдаться. Ты меня знаешь. Я за своих порву. А так ты преступник – в бегах. О себе не беспокоишься, так мою репутацию пожалей.

– В СИЗО у меня руки связаны будут. Вы же меня не хотите слушать.

– Мы все взвесим и во всем разберемся. Я могу ходатайствовать в генеральной, чтобы у местных дело в Москву забрали по тебе. Сам расследовать его не могу, понимаешь же, что лицо я заинтересованное. Закон не позволит. Но все, что смогу, сделаю…

Я повернулся к Никите Егоровичу:

– Вы же верите, что я ни в чем не виноват?

– Конечно, верю.

Быстрый переход