— По представляющим оперативный интерес, — многозначительно хмыкнул усатый. — Они мне позже справкой потом выведут результаты проделанной работы, я к материалу подколю, посмотрите… Это самое. Работаем, вот…

— Работайте, — кивнул я и по-хозяйски уселся на место помощника дежурного возле пишущей машинки, которого почему-то в этот момент не было в «аквариуме». — Дай-ка мне, любезный, адресную книгу личного состава УВД.

— Ага, сейчас, — лейтенант протянул мне с полки пухлую пачку с растрепанными на краях листами.

Серые листы пробиты дыроколом и скреплены на замусоленный картонный скоросшиватель. Я пролистал отдел участковых, уголовный розыск, канцелярию, штаб, кадры и, наконец, наткнулся на список личного состава отдела БХСС. Провел пальцем по строкам и остановился на нужной. Ага… Старший лейтенант Щукин. Адрес его запомнил, не записывая. Извините, Никита Егорович, но придется потревожить вдову. Не могу до утра я ждать…

Вышел из дежурки и, обернувшись через плечо, грозно буркнул:

— Если что-то изменится, отзвонитесь начальнику межведомственной СОГ Горохову. Ясно?

— Так точно, товарищ капитан, — покорно колыхнул усами дежурный.

Глава 21

Я вышел из дежурной части и на крыльце нос к носу столкнулся с Васей.

— Ядрён-пистон! — воскликнул опер и еле успел затормозить, чтобы не врезаться прямо в меня. — Куда прёшь, Андрюха? Напугал…

— Работаю, — буркнул я, одарив его осуждающим взглядом. — Представляешь? В отличие от некоторых.

— А я виноват, что у меня больничный приключился? — тот виновато пожал плечами и даже кепку снял, будто покаяться собирался. — С кем не бывает?

— Я до тридцати лет вообще на больничные не ходил. И ничего.

— Так тебе же двадцать пять, вроде, всего, — Жмых недоуменно пригладил свалявшиеся от подушки вихры, видно, разбудили его совсем недавно.

— Двадцать шесть, вообще-то, — спохватился я, поняв, что с тридцаткой это я загнул.

Не стоит приплетать факты из прошлой жизни, в которой я реально ходил на работу без единого пропуска первые несколько лет, пока здоровье позволяло. Болеть в милиции считалось зазорным, а больничный — для слабаков и для начальства. Если можешь ходить и говорить, значит, можешь и работать, а то, что рука в гипсе, это не беда, можно и одной рукой отказные печатать и другие архиважные бумажки.

Впрочем, в этой жизни я уже не исполнял своего завета, и в больницах с ранениями и другими приключениями повалялся достаточно. Если только не сбегал из палаты на работу.

— Так ты куда намылился? — спросил Жмых.

— Проболелся? — на вопрос я ответил вопросом.

— Ну, да… Не успели меня вчера выписать, уже подняли по тревоге. Схема оповещения личного состава старая еще в дежурке хранится, не обновили, вот меня вместе с гаишниками и подняли. Я по этой схеме еще в ГАИ числюсь. Представляешь? Ха! Но я отказываться не стал, раз, думаю, автоинспекторов подняли, значит, что-то серьезное в городе случилось. Вот, на работу приехал, а тут ты.

— Чем болел-то хоть? — уставился я на него с подозрением.