— Кто того не видел. Звери чистые.

— Оно так.

— Сиди да не мели языком.

— И когда то кончиться? Когда вздохнем свободно?

— Тихо! Не дай бог услышат.

Между тем вновь прибывшие заказали водки и закусок. Они собирались сидеть долго. Солдаты положили на стол свои старые треуголки и бросили на лавки плащи.

— Пришли мы в паршивое место, — прошептал один по-немецки.

— А в таком и можно узнать то чего нам с тобой надобно, — ответил на том же языке второй. — Здесь и работают люди Остермана. Они станут ругать Бирона. И слухи поползут по Петербургу.

— На нас все смотрят с подозрением, — прошептал первый.

— Думают что мы из тайной канцелярии. Люди Ушакова также не спят. Хотя они уже не так хватают на улицах и в кабаках людей. Время не то. Им нужно выждать как и всем сейчас.

— Думаешь? А я слыхал иное. Подвалы тайной канцелярии забиты до отказа. Ушаков по прежнему пытает людей по "слову и делу".

— Пытает, то правда. Но хватают не всех. При Анне не так было. Там за одно слово хватали. Нынче не так….

Через час выпито было достаточно и солдаты-ветераны решили потешиться мордобоем. И почесать свои кулаки они решили о фискалов.

— Эй! — один солдат подошел к столу. — Расскажи нам как Бирон завещание императрицы подделал. Что скажешь, фискал?

— Я с Бироном не кумился, — ответил тот. — И не фискал я вовсе.

— А кто ты есть? — спросил солдат.

— Я солдат полка ингерманладского абшидованный * (*Абшидованный — отставной) по ранению. И доносами не промышляю.

— Не промышляешь стало быть? А коли я тебе зубы выбью?

— А коли я тебе?

Началась драка. Дрались двое на двое и расквасили друг другу носы. После этого солдаты выпили вместе. И сели за один стол. Драка перешла в совместное распитие водки и поедание закусок.

— А коли он не фискал, то честный солдат! Он солдат и я солдат. Выпьем.

Выпили.

— Я противу Бирона стою. Пусть принц Антон будет при мальце-императоре.

— И то правда.

— Принц Антон? Да ты что? Ты знаешь, что сей Антошка обещался всех русских генералов в Неву покидать? А нам немчуру поставить? Ведаешь про то? Дурак!

— Откель знаешь?

— Да твой Антон Остермана слушает. А когда Остерман русского жалел?

— А по мне все одно, что Бирон, что принц Антон! Хрен редьки не слаще! Матушку Елизавету Петровну надобно на трон сажать!

— Верно! Долой немчуру! Виват Лизавета!

— Да ты не ори так! А то "слова и дела" дождешься.

— Сколь терпеть мочно? Русские мы али нет?

— И верно!

Снова выпили. И кричать стали громче. Больше в этой компании ничего не опасались. Они готовы были бросить вызов всему Петербургу…

Год 1740, октябрь, 21 дня. Санкт-Петербург. Тайная розыскных дел канцелярия.

Генерал Андрей Ушаков слушал своего секретаря Ивана Топильского. Тот докладывал, что сегодняшние заарестованные людишки лишь небольшая часть тех кого следовало взять в железа.

— Во всех кабаках Петербурга недовольные говорят во весь голос, ваше превосходительство. Всех не перехватаешь.

— И все против Бирона?

— Нет. И против семейства Брауншвейгского говорят. Мол принц Антон давно продался сам и Россию продал.