Привлеченная громким голосом, в боковых дверях спальни показалась заспанная жена Ортарда, достославная, ее так и называли, достославная Греманна. Волосы цвета старой соломы стояли торчком, заспанное лицо походило на груду недожаренных оладий, глаза едва смотрели из щелей между припухших век.

    – Что за шум? – спросила она недовольно. – Дети ж спят…

    Увидела Черныша, рот округлился для вопля. Ортард сказал торопливо:

    – Не вопи! Город перебудишь.

    Греманна посерела, и без того серое и рыхлое лицо стало уже не горкой оладий, а свернулось в ком сырого теста. Иггельд с тоской вспомнил, что никогда не позволяла ни ему, ни своим забитым детям даже спрашивать о щенке или котенке. Однажды Чилбук и Кеич, младшие дети Ортарда и Греманны, подобрали и притащили домой жалобно мяукающего котенка, так она по возвращении вышвырнула в окно, детей нещадно выпорола. Котенок, не разобравшись, вернулся в дом, где дети снова накормили и обогрели, она выпорола детей еще жестче и велела занести эту гадость подальше и утопить.

    Сейчас он в беспомощности переступал с ноги на ногу, наконец собрался с духом, выпалил:

    – Это Черныш!.. Он самый умный!.. Но его смотрители сегодня убьют…

    Ортард спросил рассерженно:

    – За что?.. Хотя убьют и убьют, им виднее.

    – Он не самый быстрый, – ответил Иггельд. – А им нужен самый быстрый…

    Ортард сказал резко:

    – Все. Хватит болтовни! Ты явился с этой гадостью, перебудил всех, а теперь еще хочешь занести эту дрянь в дом? Так?

    – Так, – ответил Иггельд упавшим голосом. Самому теперь показалось глупым, просто куда еще мог пойти. – Я… я только зайду наброшу на плечи что-нибудью… а то холодно…

    – Ночью всегда холодно, – фыркнул Ортард. – Мы ж не на равнине, здесь горы, если заметил! Ладно, иди. Но я не ухожу спать! Подожду здесь, пока не унесешь эту пакость!

    Иггельд торопливо проскользнул в комнатку. Чилбук и Кеич спали, но Елдечук, старший сын Греманны, проснулся, тер глаза, таращился сонно.

    – Ты че? – спросил он сонно. – Ты это… ой, че это у тебя?

    Иггельд осторожно опустил Черныша на пол. Тот замер, опасливо приглядываясь и принюхиваясь, прежде чем сделать шаг в незнакомом месте. Елдечук вытаращил глаза, свесился с постели. Иггельд торопливо перебирал нехитрые вещи, собрал теплое, сунул в мешок, взял лук, колчан со стрелами и повесил за спину.

    Елдечук разрывался между диковинным дракончиком и сводным братом, что ведет себя так непонятно.

    – Что случилось?

    – Я ухожу, – ответил Иггельд.

    Эти слова вырвались сами, но тут же сообразил, что в самом деле уходит, ничего другого не придумать, как уйти из этого дома, уйти отовсюду, где Черныша обрекли на смерть. Елдечук смотрел вытаращенными глазами, спросил шепотом:

    – Можно его потрогать?

    – Только не напугай, – сказал Иггельд. Он осторожно открыл окно, тихонько скрипнуло, он замер, скрип показался оглушительным. – Все, Елдя, прощай!.. Подай мне Черныша.

    – Его зовут Черныш?

    – Давай его сюда.

    Елдечук, страшась дракончика и донельзя гордый, сграбастал и, покраснев от натуги, поднял до подоконника.