Я захлопнула дневник Грея.

Вторник, 6 июля

[Минус триста восемь]

Когда я набрала Джейсону ответную эсэмэску — небрежно-легкое «Взаимно ☺», на составление которой у меня ушло два часа, мы с Умляутом не спали всю ночь, читая дневники Грея и надрывая свои сердца. Я не смогла заставить себя положить дневники в багажник. В глубине души я надеялась, что тоннели во времени существуют и меня затянет туда, где Грей живой.

«Готти объявила бойкот овощам и фруктам, узнав о птичках и пчелках.

Что-то про презерватив на банане.

(Купить витамины в таблетках, что ли?)

Хочет скрыться в подземелье. Как она похожа на Каро!»

Каро — моя мать. В свое время Грей довольно лояльно отнесся к тому, что его единственная дочь забеременела в девятнадцать лет от невысокого блондинистого немца-студента, приехавшего учиться по обмену, но ясно дал понять — впредь такого не потерпит. Когда я прибежала из школы после урока сексуального просвещения, то думала, Грей скажет: «Занимайся любовью в море, Готти! Сплетайтесь в объятьях среди волн, и пусть Нептун защитит твои яйцеклетки!»

Вместо этого дед загремел:

— Я не знаю, правильно ли поступаю, пигалица ты этакая, что отчасти верю в защиту свыше, но ты можешь забеременеть вниз головой, с первого раза, в море, на траве, в полнолуние — в полнолуние вероятнее всего: рома-антика, имя свое забудешь, не то что резинку в кошельке, так что, ради бога, пользуйся контрацептивами! Глотай пилюли, надевай ему презервативы и вставь себе маточное кольцо!

Читать я закончила на рассвете, когда комнату уже заливало солнцем, ярким, как вспышка магния. Аэропорты не закрылись в результате каких-нибудь неожиданных капризов погоды, а значит, Томас приедет в расчетное время, через восемь часов.

Ну что ж, приступим к Sturm und Drang[?].

Однако сперва предстояло вытерпеть итоговое собрание. Не успели мы отучиться, как нас уже торопятся выставить за дверь — каждую неделю только и разговоров, что о заявлениях в колледжи, эссе с описанием цели поступления, кредитах на образование, экзаменах в будущем году…

— Летом у вас последний шанс, — театральным шепотом вещал консультант мистер Карлтон. — Вступительные экзамены начинаются в сентябре. Не тратьте летние каникулы попусту!

Сидевший передо мной Джейк положил голову на плечо Ника: нагнетаемый страх перед неизбежным роком его не волновал. Девушка рядом со мной писала в телефоне в «Твиттер» о нечестности задания на лето. В другом конце класса Соф, в розовом с ног до головы, лихорадочно застрочила в тетради, когда мистер Карлтон начал шептать о порядке приема в колледж искусств. Надо написать ей эсэмэску, чтобы не забивала голову: Нед все это проходил в прошлом году.

Но я сидела почти в прострации.

И не только из-за того, что случилось вчера: тоннель во времени или как это назвать. Тут еще и выпавший из памяти промежуток, и Джейсон, и Томас, который сейчас летит над Атлантикой, и Нед, перенастроивший радио на кухне на статические помехи, как делал Грей («Космический шум, парень, тебе его не перекрыть! Это звуки расширяющейся Вселенной!»), и папа, бродящий по книжному магазину, вплывающий и выплывающий из дому, пополняющий запасы хлопьев и подбрасывающий нам котят и летних гостей, но мыслями витающий где-то далеко.

А тут мистер Карлтон расхаживает по классу и советует мне немедленно, вот сию минуту решать, на что употребить дальнейшую жизнь и чем и где заниматься в ближайшие четыре года.

Из его шепота так и торчали восклицательные знаки. Мне бы радоваться — всем остальным не терпится удрать из сонных деревушек, рассыпанных вдоль моря, где мы прожили всю жизнь и где ничего никогда не происходит.

Но мне нравится сонность и бессобытийность. Я каждый день покупаю одинаковую шоколадку в одном и том же магазинчике возле пруда с минималистской популяцией уток (три особи) и просматриваю новостной бюллетень Холкси, где не бывает новостей.