И вдруг я сообразил, что хихикающие анонимусы исчезли, а тоннель пошёл вниз более круто.

Видимо, анонимусы не умели поворачивать назад, или их запрограммировали хихикать и извиваться лишь в определённой части тоннеля. Что-то вроде обучающего задания. Если бы мной управляли с клавиатуры — игрок запоминал бы сейчас, какие клавиши соответствуют командам «ВЗЯТЬ ТОПОР», «РУБАНУТЬ», «ОТСКОЧИТЬ В СТОРОНУ» — что там ещё…

А вреда мобы не причиняют. Только действуют на нервы. Лимб как он есть. Впрочем, какой вред — в игре? Если я нарисованный, убить меня нельзя — ведь игрок наверняка сохраняется.

Правда, можно причинить боль. Заскорузлый пластырь тянул ранки, напоминал, что не всё так просто в виртуальной вселенной.

Но я шёл вперёд. Тоннель внезапно вильнул, озарился ярким светом и превратился в мраморную лестницу, ведущую в беломраморный зал. Белоснежные колонны держали высокий свод, расписанный под лазурные небеса с заревыми облаками, в нишах стен замерли венеры и нимфы, сияя ослепительными округлостями — а в центре зала чудовищные твари, взлохмаченные грязные птицы в человеческий рост, рвали в клочья вздрагивающее женское тело.

Нагое. Настоящее. Густая кровь медленно текла по мозаичному полу.

Я остановился. Мне отчётливо померещился ужасный запах растерзанного мяса, порванных кишок, предсмертного пота — запах не морга даже, а бойни. Совершенно не хотелось идти дальше.

Одна из птиц отвлеклась от добычи и взглянула на меня. У неё оказалась человеческая голова, лицо старой злобной ведьмы — но вся его нижняя часть, рот и нос, вытянулась в крючковатый клюв. Тварь с воплем раскрыла клюв — в нём дрожал человеческий язык. Гарпия.

Она была такая мерзкая, что я замахнулся на неё топором.

Бесполезно. Лезвие топора прошло гарпию, казавшуюся совершенно плотской, реальной, как живое существо, насквозь — я чудом не тяпнул себя по колену и едва удержался на ногах; гарпии злорадно захохотали, топорща сально блестящие перья.

— Бесполезно, — тихо, печально сказала мраморная венера.

Человеческий голос меня потряс, я уже не ожидал его услышать. Посмотрев на статую, я поразился ещё тяжелее: мраморная дева оказалась точной копией мёртвой, пожираемой гарпиями. Она с отвращением и ужасом наблюдала за отвратительной трапезой монстров, и по её белому каменному лицу текли настоящие слёзы

— Ты — это… живой игрок? — спросил я, запинаясь. — За что ж тебя так?

— Да, живой, — вздохнула статуя. — Мне не пройти этот уровень. Их бесполезно бить, от них можно только убежать, а я окаменела.

— Но почему?!

— Ты ведь слышишь, что они говорят? — спросила статуя, кивком указав на гарпий, снова принявшихся за мертвечину. — Кажется, я останусь в камне, пока не дослушаю до конца.

— Нет, не слышу, — я подошёл ближе, но в клёкоте и злобном бормотании гарпий всё равно ничего не разобрал. По-моему, гарпии вообще не могли говорить членораздельно, а может, я не понимал их языка. — Послушай, ты ведь можешь двигаться. Что ж ты тут стоишь?

Статуя поправила мраморной рукой выбившийся каменный локон.

— Я не могу их не слушать, — призналась она с досадой. — Если бы мне удалось не слушать, бросить — я бы, наверное, смогла уйти. Но я слушаю и думаю, что всё это — злобная неправда. Я напишу об этом.

— Где напишешь? — я снова перестал понимать происходящее.

— Как где? — в тоне статуи мелькнул отзвук удивления. — В жужке, в твиттере, вконтактике, ещё где-нибудь — всюду. Я дослушаю до конца, продумаю, сделаю выводы — и выведу этих гадин на чистую воду.