|
Тогда кое-кто покупает дисконтированный вексель за бесценок и передает мне. — Кто это? — спросил я. — Неважно, — отрезал Барни. Затем, более любезным тоном, продолжил: — Я занимаюсь тем, что восстанавливаю кредит по векселю. Делается это так. Вот ты, к примеру, торговец, владеешь большим магазином, где продаются драгоценности, или ковры, или одежда. В один прекрасный день являюсь я с женой в красивой карете, при слугах, заказываю драгоценности и плачу за них чистоганом. Проходит две-три недели, я являюсь опять и проделываю то же самое. Ты начнешь радоваться моему приходу, так ведь? Однажды мне не хватает немного наличности, и я расплачиваюсь дисконтированным векселем, на небольшую сумму; тебе немного боязно, но не обижать же выгодного клиента. Ты его берешь, и — глядь-ка — твой банкир говорит, что вексель на самом деле хороший. Чуть погодя я предлагаю тебе дисконтированный вексель уже на большую сумму, и ты его тоже берешь. И — глядь-ка — он вовсе не такой хороший, как ты думал. И после этого ты меня уже никогда не увидишь. — Рассмеявшись вместе с Сэмом, Барни продолжил: — Но разве я тебя ограбил или объегорил? Нет, потому что заплатить по векселю должен тот человек, который его выписал. Он-то тебя и ограбил. Мне утешительно было узнать, что Барни и его родня не вовлечены во что-нибудь незаконное, однако честным их занятие назвать было нельзя, и это меня тревожило. Все еще фыркая, Сэм вышел из комнаты. Барни смерил меня пристальным взглядом: — Ну, я тебе рассказал все как есть, теперь выкладывай до конца свою историю. Я сумел отвлечь его внимание подробными деталями и не назвать ни одного имени. Больше всего он интересовался самыми недавними событиями, всем, что касалось смерти моей матушки. Говорить об этом мне было трудно. Как ни странно, больше всего ему как будто хотелось узнать, где она была похоронена и под каким именем. Наконец я рассказал, что речь идет о приходе Сент-Леонард и похоронена она под фамилией Оффланд. Этими сведениями он удовлетворился и вскоре ушел. Через сутки или двое (днем или ночью, я не имел понятия), когда я дремал у себя на соломенной подстилке, меня разбудил шепот в нижней комнате. Те, кто там находился, явно не знали, что я обосновался прямо над ними. К моему удивлению, я узнал голос Барни и — не кого иного, как Джека. — Ты уверен? — спрашивал Барни. — Да. Я и сам едва поверил, но, повторяю, когда Сэл рассказывала, ей и самой было невдомек, что из этого следует. Если, Барни, ты мне не веришь, спроси ее сам. — И спрошу. Они ушли, и больше я ничего не слышал. Что бы значила эта тайная беседа двух соперников? И о чем шла речь? Ответ на этот вопрос я узнал, как мне показалось, часа через два-три; вместе с большинством обитателей дома я находился в гостиной, и тут внезапно появился Барни, за которым следовал Сэм. Барни кричал: — Где Нэн? — Она вышла вперед, и он крикнул: — Ты что же это, покражами занялась? — Ни в жизнь! — взвизгнула она. Барни вынул из кармана ювелирное украшение: — Это мы нашли у тебя в барахле! — В первый раз вижу! — Я заметила, как она вчера приворовывала на Бонд-стрит, — вмешалась Салли. — Врешь! Это мне кто-то подбросил. |
