|
Здесь-то находим мы описание высоких качеств поэта, приведенное нами выше; здесь же передаются и окончательные, зрелые суждения поэта о людях, о добродетелях и пороках, и в особенности о женщинах. Сущность этих суждений состоит в том, что не следует быть слишком жестоким к потерянным женщинам, ибо они по большей части не получили возвышенных идей при своем воспитании и впадают в порок по неведению или по необходимости. Прочитав это, мы нашли, так сказать, ключ к нравственному смыслу, сокрытому в романе. Мы увидели, что в примере Инесы представляется нам возможность добрых чувств даже в таком глубоком омуте развращения, в какой неоднократно впадала прекрасная испанка. Такая идея показалась нам истинно гуманною, благородною и возвышенною. Мы, признаемся, порадовались за то, что наш соотечественник выступает пред Европою представителем таких прогрессивных понятий… «Вот, мол, каковы наши! Смотрите и поучайтесь! Многие ли у вас дошли до той высоты цивилизации, которая выражается в романе г. Николая Семенова?.. После этого и говорите, что русские – варвары, что мы отстали в цивилизации! Извините, мы перегнали вас!..»
Полные справедливой патриотической гордости вследствие таких мыслей, мы дали прочитать роман г. Семенова одной француженке в надежде возбудить ее удивление к нашей цивилизации вообще и к поэту г. Семенова в особенности. Надежды наши оправдались, только не совсем так, как мы ожидали. Француженка, прочитав «Исповедь поэта», точно, почувствовала удивление и, отдавая нам книгу, сказала:
– Я не знаю русского общества; но никогда не думала я, чтоб в нем до сих пор господствовали такие варварские нравы и понятия…
– Как так?! – воскликнули мы и тотчас предположили: верно, наша цивилизация зашла уж так далеко, что европейцы не в состоянии даже понять ее! Но оказалось, что и тут наше предположение было не вполне верно.
– Как же иначе думать о вас, – продолжала француженка. – Вы мне даете автора, который пишет русскую повесть по-французски, значит, хочет сказать что-нибудь любопытное и новое – не только для русских, во и для других наций, например и для нас, бедных французов. Что же он нам говорит? Он показывает нам как диковинку, что в женщине, бывшей несколько раз на содержании у разных лиц, могут сохраниться добрые расположения. Он бы лучше принялся доказывать, что человек, обедавший каждый день в течение тридцати лет, тем не менее сохраняет и на тридцать первом году потребность есть и умрет с голоду, если не поест каких-нибудь дней десять. Это было бы столько же ново и умно!.. Поверьте, что у нас вы не найдете человека, который бы сомневался в истине, с таким трудом открытой вашим автором… У нас никто не говорит уже об этом, так как никто не хочет прослыть пошляком. Но еще это куда бы ни шло: у вас цивилизация так нова, что вам простительно говорить с эмфазом[15 - То есть в приподнятом тоне, с жаром (от греч. emphasis – выразительность, подчеркнутость).] всякие пошлости, которые у нас всякий понимает без слов… (Можете представить, как меня коробило при таких комплиментах!) Но я никак не думала, чтоб вы до сих пор стояли на таких отсталых пошлостях, да и тех хорошенько не понимали… Никогда я не думала, чтоб допотопные, азиатские взгляды на женщину до сих пор были в таком ходу у вас, как мне показал ваш прелестный романист…
– Однако, – возразил я, – где же вы нашли следы азиатских взглядов? По моему мнению, поэт г. Семенова – человек образованный, прогрессивный, передовой, можно сказать, во всех отношениях…
Француженка принялась хохотать; я принял обиженную физиономию, как человек, обиженный в святейших своих интересах. Тогда француженка вошла в азарт и с чрезвычайной живостью стала мне говорить следующее:
– Ну, не нрава ли ж я была, сказав, что азиатские, понятия у вас господствуют? Если вы называете поэта г. |
