Вафель стремительно взвился из полутьмы тоннеля.

– Глубина по вертикали – четырнадцать метров, – вполголоса доложил он. – Внизу пусто.

Он протянул влажный квадратик снимка – ага, вот оно что: под самой оконечностью трубы поблескивает вода. Нетрудно было догадаться, все‑таки на этой спирали набиралась хорошая скорость, а раз эти любители лабиринтов не боялись пользоваться такой экстравагантной дорогой, значит, приземление ожидалось мягким. Хороши были бы они с Вуковудом, если бы скатились так же, как эти образины, и бултыхнулись, как лягушки! Слева от этой водяной посадочной площадки какие‑то кочки, вот туда и надо нацеливаться, по ним как раз попадаешь в проход – жаль, не видно, куда он ведет. Может, сразу за ним и стойбище…

– Вафель, у нас около часа, попробуем нарезать ступеньки. Неширокие, сантиметров двадцать пять. Справа, вдоль осевой стеночки. Ты начнешь с середины, я – сверху. Давай.

Неизвестно, как еще им придется уносить ноги оттуда, так что трос надо будет прикрепить вместо перил. Сейчас‑то этими ступеньками не воспользуешься, десинтор дает две тысячи градусов – работа впрок, так сказать. А жарковато в скафандре…

Она резала двадцать девятую ступеньку, когда вверху раздался шум. Вуковуд или троглодиты? Если второй вариант, то нужно скорее добраться до генератора защиты. Перебирая трос, она вылезла из трубы – Вуковуд, облаченный в какой‑то мышиный тусклый скафандр, присев на корточки, выгребал у Трюфеля из переметной сумы яблоки, сетки, какие‑то аппаратики подозрительного назначения… У скочей же есть вся фиксирующая аппаратура! Но не выговаривать же ему, и так сейчас заведет насчет того, что не разбудила… Нет, молчит. Смотрит огромными глазищами, в пол‑лица, и молчит. Побрился. Значит, успел проснуться до того, как примчался скоч.

– Трюфель, все обратно в сумку, – скомандовала она, – и в трубу. Уложишь там в сторонке, каким‑нибудь мхом прикроешь и вместе с Вафелем наверх за нами.

Скоч подхватил багаж и ухнул вниз. Ну вот, остались лицом к лицу, и оба молчат. Не спрашивать же его, как, мол, здоровье? А если бы восстановилась связь или еще какой подарок судьбы – сказал бы сам. И он видит, что ей похвастаться нечем, ну, нашла дорогу, быстро нашла – Варвара в первый раз глянула на часы, – в общей сложности пять с половиной часов потратила. Для хорошего лабиринта это просто рекорд – а лабиринт по‑настоящему хорош. Кому только он понадобился?

Вернулись скочи.

Так что же все‑таки сказать? Варвара помедлила еще секунду… Прямо, только прямо! А если прямо, то сказать она ничего не хочет – вот услышать бы неплохо. Тогда промолчим. Классическим античным жестом – большой палец, повернутый вниз – она одновременно дала понять, что все обстоит достаточно скверно, и что надо спускаться, и что на будущее полезно сохранять тишину. Не теряя времени, вцепились в скочей – пристегиваться некогда – и по крутой спирали скользнули вниз.

Подножием тоннеля лабиринт кончался. Замшелые стены и озерцо, служившее посадочной площадкой для тех, кто спускался естественным образом, не носили следов цивилизации. А главное – здесь начиналось царство запахов. К сыроватой, но не гнилостной свежести болотца примешивался угарный дух очага, но самым главным был запах пещерной твари, не схожей ни с единым земным зверем. Естественный темный лаз вел туда, откуда сочился этот запах, и проход этот, к счастью, не был прям – за острыми выступами прятаться было легко, а в крайнем случае можно было бы и вскарабкаться наверх, в полную темноту, по естественным и лишь смутно угадываемым уступам.