"Тюк, тюк, тюк…" – пока слышно, а вот и резкое ухудшение слышимости – едва‑едва "тю… тю", – а ведь почти не разошлись; вот и совсем маячок скис – "ю… ю…" – да нет, не звук уже, одно желание его уловить. Проклятая конструкция! Кто это научился так изолировать…

Вафель легкой иноходью – чтоб не укачало – вынес ее в полукруглый зал. Метровые лунки, в них шары, похоже – крашеные. Не из цельного же это малахита да янтарной брекчии такие махины!

– Стоп. Спусти‑ка меня, Вафель, я огляжусь, а ты но меткам возвращайся на развилку, подбери Трюфеля и – сюда. Мне в скафандре сам сатана не страшен.

Хорохоришься, Варвара‑кожемяка! Страшно. По‑человечески страшно. Фермопилы‑то Леониду боком обошлись… Правда, он стоял себе на месте и сражался в силу безвыходности положения весьма героически, пока его какой‑то сукин сын с фланга обходил; а тут вместо своего заветного "прямо и только прямо" – сплошные виражи и светопопыхивание… Аж тошнит.

Она откинула щиток шлема и глубоко вдохнула – воздух был свеж, но не влажен, видно, дождь сверху не проникал. Так что наверх через эти трубы‑колодцы не выберешься. Но какие‑то вентиляционные отверстия имеются. Она покрутила головой, и в глаза бросились два иллюминатора, один напротив другого. И опять непрозрачные. На той же высоте. Странно, по дороге она безотчетно запомнила расположение еще двух. Она выпрямилась, подставив лицо спокойному касанию чистого, пронизанного светом воздуха. Силы мои, силы ведьминские, неужели откажете?

Нет, не отказали. Она всегда знала за собой поразительно безошибочную способность к ориентации, и вот теперь, стоя под одним иллюминатором и глядя на другой, она знала – непонятно откуда, но знала точно, – долина с двумя кораблями позади. А как с пройденным путем? Если возвращаться, то и метки не потребуются – помнит. А Вуковуд, вжавшись обросшей скулой в прохладную подушку, посапывает непробудно, и жарко ему в свитере командирском – пневмония штука подлая, – это не какой‑нибудь вирус, который прищелкнешь и нет его… Впрочем, вот этого она не знает и спиной не чувствует, просто думается ей о Вуковуде. И ведь не о Гюрге, не о Сусанине, хотя они забрались в самые тартарары, – о Вуковуде, престарелом и сквернообразном…

Фу! Шар надо искать. Лазуритовый. Откуда это только Вуковуд набрался познаний в минералогии? Он, часом, не ошибся в названии камня? Лазурита среди шаров что‑то не видно…

Ультрамариновый шар нашелся точно посередине – он расположился в центральной лунке, остальные девять шаров… Стоп. Санта Фермопила, их же всего‑то должно быть восемь! И лазуритовый – с края, иначе какая дверь от него!

– Вафель, Трюфель! – Ага, мчатся. – Плохо дело, звери, – не та конура. Назад к развилке, ищем по новой.

На поиски нужного комплекта шаров ушло еще полтора часа. Никуда это не годится, ведь Вуковуд это считал только началом пути, сюда он приходил без всяких колебаний и отклонений. Сбился он дальше, после какого‑то "тронного зала", а она еще и до такого не добралась. Вот проем в стене возле синего, идеально обтесанного монолита, но дальше‑то куда – влево или вправо? Вуковуд в первый раз ориентировался по запаху; если б сразу, по горячим следам, то и она могла бы – но сейчас столько времени прошло…

Девушка открыла лицо, стащила перчатки. Стояла, пошевеливая пальцами, словно стараясь что‑то нащупать, – чертовски мешает иногда собственное дыхание! – но ничего, ничего… Стены гладкие, не на чем повиснуть клочку шерсти.