– А тебе нравится играть за саботёров! – досадуя, заметила Настя.

– Они тут в главной роли.

– Это почему?

– Потому что игра называется «Гномы-вредители», а не «Гномы-кладоискатели».

Гаммер не согласился. Они с Глебом начали спорить и упоминать другие, мне неизвестные настольные игры. Спор подхватили и Таня с Настей, а Слава молча уплетал кексы. Потом на столик запрыгнула Рагайна. Мы закричали на неё, и она так спрыгнула, что карты полетели во все стороны, и пришлось собирать их с влажной травы. Было весело. Даже Оля Боткина вновь стала прежней Олей, с которой мы торчали у меня в мансарде, прятались под одеялом и придумывали истории о немецких привидениях, живших на чердаке и бродивших там по ночам.

Декабрь выдался тёплый, и на заднем дворе нам сиделось хорошо, хотя ветер от реки порой задувал прохладный. В позапрошлом году к этому времени уже сыпал первый снег, а лет двести назад в Кёнигсберге стоял такой холод, что птицы замерзали на лету и гибли шелковичные плантации на острове Ломзе – там, где теперь высится стадион «Калининград». Я упомянула об этом за игрой. Оля мне не поверила, сказала, что подобных холодов здесь отродясь не было. Мы все вновь заспорили. Каждый вспоминал, где и как мёрз, как мёрзли его родственники. Потом выяснилось, что из нас семерых только мы с Настей могли назвать себя коренными калининградцами, у остальных родители переехали сюда в девяностые, и мы заспорили, допустимо ли вообще кого-то считать коренным калининградцем.

Мама подложила нам новую порцию кексов, заодно принесла пирожные с фисташковым бисквитом. Слава им особенно обрадовался, стащил себе три штуки, и я сказала Гаммеру, что Слава мне нравится. А вот Оля Боткина на пирожные даже не взглянула – от негодования мне захотелось её тряхнуть. Мама ещё принесла нам чайник с молочным улуном, хотя у неё хватало и других забот. Она осталась одна в почтовой станции, к тому же возилась со своими саженцами – придумала дома выращивать огурцы и орхидеи. Вчера вечером вымочила семена огурцов, а с утра закутала их во влажные салфетки и спрятала в холодильник, где и так всё было забито её кулинарными заготовками. В холодильник отправились и банки с семенами орхидей, им предстояло закаляться там почти три месяца. Вообще-то я обещала маме помочь – семена орхидей следовало обработать отбеливателем, а банки закрыть двойным слоем фольги, – но папе потребовался наблюдатель на заднем дворе, и мама меня отпустила.

Глеб опять выиграл за саботёров. Играть стало немного скучно, но мы начали новый раунд, и я шёпотом договорилась с Гаммером на всякий случай сразу разбить Глебу фонарь. Закончить раунд мы не смогли – приехала полиция. Пока мы сидели на заднем дворе, бабушка с дедушкой подстерегли рабочих. Забыв о «Гномах», мы отправились смотреть, как папа ругается с главным строителем и мужчиной из охраны объектов культуры. Туда же подтянулись соседи. Даже дядя Витя вышел в своём стареньком свитере и растянутых спортивных штанах. Хорошо хоть, бензопилу не захватил.

Папа убеждал главного строителя отложить работы до лета, потому что менять шиндель зимой – не лучше, чем раскатывать асфальт по снегу, а главное, просил не отказываться от старинных гвоздей. Папа заранее вытащил из стены квадратненькие немецкие гвозди и сейчас бросал их на тротуар – так, чтобы все слышали: они и век спустя звенят, а значит, менять их нет смысла. Главный строитель заверил папу, что теперь купил расчудесные медные гвозди и чёрных соплей на шинделе не будет.

– Чёрных не будет, – согласился папа.