— Но я все еще слышу музыку справа, — настаивал на своем Бростек.

— Не обращайте внимания, — прекратил бесцельный спор Варо. — Здесь, похоже, действуют иные законы…

Легко сказать, подумали Бростек и Кередин. Музыка Хьюитта была последней их связью с внешним миром, и, чтобы перестать ее замечать, потребовалась бы железная воля. Конечно, для Варо это раз плюнуть, а вот для них… Все три человека и волчица были теперь совершенно слепы, а под одежду понемногу проникала противная сырость, волосы и кожа становились влажными… Ветер и впрямь дул им в спину. Они замедлили шаг, пытаясь унять бешеное биение сердца.

— Что дальше? — спросил Бростек.

— Стойте смирно, — сказал Варо. — Я попробую наклониться и пощупать, что у нас под ногами.

Тотчас оба почувствовали, как натянулись веревки. Пальцы Варо нащупали траву. Она была влажна и холодна, но все еще жива. Он тотчас поведал друзьям о своем открытии и прибавил:

— Если верить панно, то мы сейчас вступили в весну. Только тут осталось что-то живое. — Он помолчал, потом продолжал задумчиво: — Здесь, у самой земли, музыки совсем не слышно, а запах много сильнее…

— Ш-ш-ш-ш-ш! Я что-то слышу! — прервал его Бростек.

Варо умолк и услышал доносящееся откуда-то издалека тихое пение. Девичий голосок был печален и слаб, а слов песенки пока не удавалось разобрать. Варо поднялся и медленно направился на звук детского голоса.

— Это, должно быть, та самая девочка, у надгробия, — тихо произнес он. — Пойдемте. За мною, след в след!

Когда он встал, то вновь уловил еле слышные звуки скрипки и женского голоса, но они постепенно стихали, зато голосок девочки звучал все отчетливее. Теперь явственно слышалась хрипотца и одышка. Но вот Варо разобрал слова:

Средь прочих чудес породила природа

Четыре волшебные времени года:

Вот семечко, листик, цветочек и плод —

И снова кружится цветной хоровод…

Но тут девочка мучительно закашлялась, а потом в груди у нее засвистело, и она расплакалась. Тень тихонько заскулила, словно от жалости, а Бростек помимо воли рванулся вперед, желая обнять, утешить ребенка, унять его боль…

Все трое, не сговариваясь, двинулись вперед с вытянутыми руками. Пальцы Бростека внезапно ощутили странное тепло. Это длилось всего мгновение, но Бростек понял: это она! По всему его телу пробежала дрожь, точно он дотронулся до привидения. Его пронзила мысль, что даже это последнее тепло, такое слабое и призрачное, вскоре угаснет, исчезнет навеки… Девочка умирала, и как только это случится, с нею вместе умрет и волшебный сад. Бростеку захотелось позвать ее, поведать, что они уже спешат к ней на помощь, но он словно лишился дара речи. Тут пальцы его наткнулись на что-то твердое и холодное. Он тотчас же предупредил друзей:

— Я нащупал надгробие!

Товарищи подошли ближе и принялись ощупывать плоскую поверхность камня.

— Тут надпись! — воскликнул Кередин.

— Какая?

Бывший волшебник внимательно ощупывал букву за буквой.

— Г… А… Л… — Он запнулся. — Что дальше, пока не пойму. Часть буквы отсутствует. — Чуть погодя он уверенно заявил: — Дальше ничего нет.

— По крайней мере, теперь мы знаем, где находимся, — сказал Варо.

— Да неужели? — хмыкнул Бростек.

— Все и вправду как на панно, — очень серьезно ответил Варо. — Надгробие находится в самом центре весеннего пейзажа.

— А не думаешь ли ты, что девочка пыталась нам что-то сказать? — задумчиво спросил Кередин.