Потому что чувства подсказывали: никого вокруг нее не было.

Абсолютно никого.

Брайану Энглу снился кошмарный сон. Он снова пилотировал воздушный корабль из Токио в Лос-Анджелес, рейс №7. Только утечка в системе давления была куда хуже. Угнетало чувство обреченности. Стив Сирлс плакал, жуя рядом датское печенье.

— Если тебе так худо, как ты можешь что-то жевать? — спросил Брайан. Кабину заполнил пронзительный свист, похожий на свист кипящего чайника. Звук утечки давления, предположил он. Глупо, разумеется, поскольку утечка всегда была бесшумной, но во сне ведь все возможно, подумал он.

«Потому что я обожаю эти штуки, и мне больше никогда не съесть ни одной», — ответил Стив, разрыдавшись.

Внезапно пронзительный свист умолк. Появилась улыбающаяся стюардесса Мелани Тревор. Она сообщила, что разрыв нашли и закрыли. Брайан поднялся и проследовал за ней через весь салон туда, где его бывшая супруга Анна Куинлэн Энгл стояла в небольшой нише, из которой кресла были убраны. Рядом с ней над иллюминатором была надпись, показавшаяся ужасной: ТОЛЬКО ДЛЯ МЕТЕОРОВ. Написано зловещим красным цветом.

На Анне было темно-зеленое платье — униформа стюардессы компании «Гордость Америки». Это было весьма странно, поскольку на самом деле Анна занимала важный пост в рекламной отделе одной бостонской компании, а на стюардесс, с которыми летал супруг, смотрела очень даже свысока. Стоя в нише, она зажимала ладонью трещину в корпусе самолета. «Ну что, дорогой, видишь?» — с гордостью произнесла она. — «Я обо всем позаботилась. Даже не имеет значения то, что ты меня ударил. Я тебя простила».

— Анна! Не делай этого! — закричал он, но слишком поздно. На ее руке появилась трещина, скопировавшая трещину в фюзеляже. Только она росла, углублялась. Пустота снаружи сосала ее руку, разрывала трещину, вытягивала руку наружу. Ее безымянный палец попал первым, потом средний, указательный, мизинец. Послышался хлопок, как будто откупорили шампанское, и вся ее рука целиком ушла в трещину.

Анна по-прежнему улыбалась.

«Это „Лянвуа“, мои любимые духи, дорогой мой», — сказала она. А рука ее исчезала. Исчезала! Волосы Анны освободились от заколок и окутали лицо туманным облаком. — «Я же всегда ими пользовалась, ты разве не помнишь?»

Вспомнил! Вспомнил! Но теперь это не имело никакого значения.

— Анна! Вернись! — закричал он.

А она с улыбкой уходила от него: сначала рука…

«Это совсем не больно, Брайан, поверь…»

Рукав униформы «Гордости Америки» трепетал. Брайан видел, как ее плоть белыми струями вылетала прочь и словно огонек святого Эльма светилась в ночи снаружи.

«Запомнил? „Лянвуа“, — сказала Анна, втягиваясь в брешь. Брайан вдруг услышал снова звуки, которые поэт Джеймс Дикки назвал „свистом космической зверюги“. Свист усиливался. Сон темнел, но, как ни странно, расширялся. Чтобы стать не свистом, а человеческим визгом.

Глаза Брайана раскрылись. Мгновение он не смог сориентироваться — где сон, где явь. Но только мгновение: он был профессионалом высокого уровня, готовым к рискованным ситуациям. Основным показателем его профессионализма была быстрая реакция — иначе в его работе не выживешь. Рейс №29! Не из Токио в Лос-Анджелес, а из Лос-Анджелеса в Бостон! Анна умерла там не от утечки давления, а от пожара в квартале Атлантик-авеню возле набережной. Но звук оставался.

Это был визг девочки.

— Ну, пожалуйста, кто-нибудь, поговорите со мной, — тихо сказала Дайна Беллман, однако весьма отчетливо. — Извините, моя тетя ушла, а я слепая.

Ответа не последовало. Впереди, в сорока рядах от нее капитан Брайан Энгл видел во сне, как его штурман рыдал и ел датское печенье.