– Ох, тетя, не перебивай, пусть рассказывает, а то утонет, пока ты будешь спрашивать, – перебила ее красавица Катенька.

– Ту так вот, они ушли, а на меня такая безысходная тоска напала. Сижу по уши в тине и думаю – эти здесь у меня икону умыкнули. Там Катя, на поле, он – режиссер, глаз на тебя положил. А я в это время сижу по горло здесь, в болоте, и за тоненькую, сломанную веточку за жизнь цепляюсь.

– Ой, Зенончик мой! И как же ты спасся? – скупая слеза жалости скатилась по щеке красавицы Катеньки.

– Тебя вспомнил любимая, и потянул за веточку посильнее. Думаю, если любишь, веточка не должна оборваться, а если нет, то судьба у меня такая, утонуть в болоте. И я потихоньку выполз.

– Вот видишь, как я тебя люблю, – чмокнула его в щеку Катенька. – Бог мои молитвы услыхал.

– А как ты Зенончик, немой от рождения, заговорил? – спросила его родная тетя – Наталья Сергеевна.

Зенон кинул в наш с Данилой огород, в огород своих спасителей огромный камень.

– Стервецы эти ребята, твои племянники Катенька, зря ты, тетя, взяла их на роль. Когда они уходили, мне слегой, два раза по голове саданули. У меня речевой клапан видно и открылся.

Рядом со мною рассерженным гусаком шипел Данила.

– Вот, гад брехливый. Если бы я тебя два раза слегой по кумполу съездил, ты бы давно подводной лодкой на дне болота лежал. Ладно, еще не вечер.

За счастливое спасение была поднята еще одна рюмка и, наконец, разговор вышел на финишную прямую.

– С иконой, что будем делать, как делить? – спросила Наталья Николаевна.

– Я же сказал, ребята ее утащили! – сказал Зенон.

– Так у тебя ее нет?

– Откуда? – пожал плечами Зенон.

Данила потянул меня за руку.

– Где икона, как ты думаешь? – и сам же ответил на поставленный вопрос. – Видишь, дом его крайний к лесу. В дом, небось не стал заносить икону, подумал, что здесь может быть Наталья Сергеевна, и в лесу побоялся оставлять. Наверно в баньке, на задах огорода. В баньке надо пошукать.

Делать нам больше нечего было, под окнами у счастливой семейки. Мы потихоньку вышли со двора. Минут через десять, перебравшись через забор, мы стояли перед закрытой на замок дверью баньки. Рядом – настежь ворота гаража, с видневшейся внутри десяткой.

– Машину не закрыл, а на тазы старые замок повесил, – ухмыльнулся Данила. – Ничего, мы и без ключа.

В доме громко заиграла музыка. Нам на руку. Зенон справлял праздник, а Данила восстанавливал справедливость, приводил реальную действительность, в соответствие с заявлением утопленника, что икона у нас. Замок на баньке оказался хлипкий, свернуть его ничего не стоило. Когда мы вошли внутрь, то тут же увидали то, что тащили на себе через болото. Пыхтя и надрываясь, кое-как мы донесли ее до Данилиного дома, и я со спокойной совестью ушел домой. Все на сегодня хватит приключений и переживаний. Завтра будет день, завтра будет пища.

– Собирайся, домой поедешь!

Дед у меня крутой, у него не забалуешь. Если сказал поедешь, значит поедешь, можешь даже не упрашивать и не спрашивать почему? Сказал, как отрезал. Бабушка, вся испереживалась, и стала подъезжать ко мне с разных сторон, стараясь услышать ответ, послуживший причиной столь спешного отъезда. А что я мог сказать? Что мы вчера лазили в чужую баньку? Это причина? Кто же мог нас с Данилой видеть? А может быть дед узнал, что я без спросу вчера ездил за тридевять земель в деревню «Большие кабаны»? И за это дед мог вытурить!

Нет, наверно деду донесли про наш с Данилой бизнес с лаптями.