Оказывается, она уже освободилась от нее сама.
Да, я был поражен в первый миг, счел ее поступок просто
невозможным. Но так ли был прав в этом? Разве удивлялись мы, когда
узнавали, что какой-нибудь тайный агент разведки враждующих государств
служил двум, а то и трем хозяевам? Эллен служила только своей совести,
своей мечте, своему убеждению! Разве нельзя найти такие примеры хотя
бы из истории второй мировой войны, когда те же русские, не имевшие
связи с Родиной, намеренно шли на службу к гитлеровцам, чтобы тайно
служить своему делу, подвергаясь опасности погибнуть от рук своих
друзей. Должно быть, моя Эллен была из такого же десятка!
Но как ее не раскрыли, как не уничтожили?
- Все было очень просто, Рой, - чуть печально говорила она. - Они
с самого начала разгадали все. Но сочли невыгодным разоблачать нас с
Мартой. Ведь работы, о которых я могла сообщать, были не только не
секретными, но предназначались для самой широкой огласки. Они
предпочли дезориентировать боссов, пославших меня и Марту...
- Но как же они выпустили вас из России? - настороженно спросил
я.
- Они отпустили на родину уже другую, не ту, которую заслали к
нам. Разве вы сами не почувствовали этого, Рой? - И она пытливо
посмотрела на меня. - Не потому, что у меня теперь темные глаза, как у
моего маленького прелестного побратима, а потому, что они поняли, кем
я была на самом деле... Я не знаю, Рой, милый Рой, поймете ли вы это
когда-нибудь...
Может быть, я не хотел понимать всего полностью!..
Потом она читала мой дневник. Я следил за выражением ее лица.
Слишком привыкло оно быть скованным!.. Только легкую печаль мог я
уловить на нем...
- Вы лучше меня, Рой, - вдруг сказала она, не дочитав рукописи,
задумчиво глядя в чащу.
Такого приговора я, признаться, не ждал. Ведь я же изменил ей с
Лиз!..
- Я не изменила... но я не знаю, что лучше... - сказала она,
словно читая мои мысли.
Она снова взяла книжку, отодвинулась от меня. Она продолжала
читать.
Мне было жарко, меня бросало в холод. Преступник хоть не видит
лиц судей, когда они пишут приговор. А я не мог оторвать взгляда от
столь дорогого, чем-то изменившегося, но, быть может, еще более
прекрасного лица моего безжалостного судьи.
Я старался прочесть на ее лице то, что читала она в дневнике...
Мне казалось, что я вижу ее смущение, удивление, гнев, радость... Но
чаще я видел на нем грусть... Почему она так грустила? О ком думала?
Кажется, не обо мне...
В одном месте Эллен отложила книжку и, задумчиво глядя в чащу,
сказала:
- Как сложна жизнь... Можно ли в судьбе отдельных людей увидеть
судьбу человечества? Всегда ли счастье одних совпадает со счастьем
всех?
Я ей ответил, что касается меня, то я сейчас один счастлив за
весь мир. |