Теперь на подставках и в нишах — модели ледоколов и кораблей. Во всю стену — карта Арктики. За столом, по площади равным современной кухне, на котором громоздились разных форм и цветов телефоны, колоритная, брызжущая здоровьем и энергией фигура Ивана Дмитриевича. Весь антураж кабинета, форма Главсевморпути, две Золотые Звезды и десятки орденов его хозяина нагоняли трепетный страх на посетителей. Но это только на тех, кто совсем не знал Ивана Дмитриевича, и в первые минуты знакомства. А потом широкая добродушная улыбка и располагающие, полные открытого лукавства глаза как–то сразу успокаивали, устанавливали дружеский контакт с собеседником. И тот уже влюблено смотрел на Папанина.
— А, здорово, ребята! Вот молодцы, что не забываете старика! — колобком выкатился из–за стола Папанин, пожал нам руки, усадил в прохладные кожаные кресла и, скользнув хитрым взглядом по нашим лицам, добавил: — Ну, пираты студеного моря, хорошо поработали! Моряки довольны. Спасибо вам! А теперь выкладывайте, что задумали? По глазам вижу, неспроста собрались всем экипажем!
— Иван Дмитриевич, — твердо сказал Черевичный. — Сколько же можно терпеть это безобразие — «белое пятно» на карте Арктики?
— А, опять за свое! Мало вам «фитилей» давал?! Исследователи!.. А караваны по Арктике кто будет проводить? Я, что ли, из этого своего красного ящика по телефонным проводам?! Да случись что с вами — я век себе не прощу.
Мы молча слушали бурную тираду, заранее зная, что гнев этот недолог. Так и случилось: побегав около стола, Иван Дмитриевич сел и, глубоко вздохнув, промолвил:
— Вот что, ребятки, не в обиду вам всем сказано. Знаю, знаю, что «белое пятно» — позор для всей нашей цивилизации! Но где я возьму вам самолет, гарантирующий не только полет на «полюс недоступности», но и ваше возвращение?
— Есть такой самолет, Иван Дмитриевич, — ответил Черевичный, — это туполевский АНТ‑6. Мы его на практике проверяли: допускает полетный вес с перегрузкой в две тонны, что полностью обеспечит полет необходимым горючим.
— Это какой же такой самолет, Иван Иванович?
— Да СССР-Н-169, тот самый, на котором в тысяча девятьсот тридцать седьмом году вам, Иван Дмитриевич, на Северный полюс Мазурук с нашим Валентином привезли бочонок старого коньяка.
— Бочонок? Пустую бочку! — с обидой фыркнул Папанин. — Там всего и оставалось пятнадцать литров! Остальное выдули отцы–командиры в ожидании погоды! А хорош был коньячок, но, увы, почти весь пришлось перегнать на спирт, для бальзамирования океанских каракатиц. А ты говоришь — бочку! Ну, хватит о бочках! Поговорим о деле. Так что ты предлагаешь, Иван Иванович?
— Так вот, Иван Дмитриевич, — продолжал Черевичный, — необходимый запас горючего, научные приборы и оборудование, месячный комплект питания и лагерное снаряжение для автономной жизни на дрейфующем льду плюс тренированный экипаж — все это гарантирует успешное выполнение экспедиции.
— Не торопись! Одиночный самолет идет черт знает куда! Американцы на этом обжигались! А у вас все это так просто! На полюс–то мы ходили на четырех самолетах. Это была надежная подстраховка. Вот ты, Валентин, помнишь, как было сложно! На своей шкуре испытал!
— Но тогда, Иван Дмитриевич, — сказал я, — мы мало что знали о высоких широтах. Шли вслепую. Теперь у нас опыт. Не мне вам говорить об этом: «гостеприимство» Ледовитого океана вам известно более чем кому–либо. А цель нашего полета не только в том, чтобы достигнуть «полюса недоступности», хотя об этом мечтают многие полярные исследователи, но главным образом опробовать новый метод исследования недоступных районов высоких широт, как мы его зовем, метод «летающей лаборатории». |