Что же, хотя бы он не поддерживал теории сестры относительно любви и ее доказательств.
— Эмма, приди в себя, — вздохнула я и продолжила тоном, не терпящим пререканий, — подобное никогда и никому не помогало. Я намереваюсь просто разлюбить. Любые чувства рождаются и умирают. Стоит только подождать нужное время, как моя безответная любовь тоже погибнет.
Младшая откровенно расстроилась, едва не расплакалась, но спорить более не стала, оставив меня наедине с моей горькой судьбой некрасивой, но богатой невесты. Впрочем, мне ли жаловаться? Такая как я может остаться старой девой единственно из собственной прихоти, в любом другом случае подходящий жених все равно сыщется. К тому же матушка наша была, к примеру, и некрасивой, и небогатой — да не просто небогатой, а вовсе бесприданницей, — но эти прискорбные обстоятельства однако не помешали ей выйти замуж успешней, наверное, всех в королевстве.
Матушка, которая, разумеется, сегодня не поехала к бедным сиротам, встретила нас в холле, обвела пристальным взглядом, который, кажется, насквозь пронзал, но не задала ни единого вопроса о том, как мы провели время в гостях. За такую деликатность я была крайне благодарна, тем более, что в глубине души опасалась, что мама, прознав о предложении от Мануэля Де Ла Серта, могла попытаться повлиять на мое решение. Конечно же, ей и в голову не могло прийти принуждать меня к замужеству, однако мама могла посчитать, будто подобный брак все-таки благо для меня, и начала бы уговаривать. А это чрезвычайно неприятно, когда любимая и глубоко чтимая родительница, начинает тебя уговаривать, тогда против воли засомневаешься в собственной правоте.
— Вы как раз успели к ужину, мои дорогие, и ваш отец вернулся, — вдвойне обрадовала нас матушка.
Наконец-то мне удастся поговорить с папой с глазу и на глаз, поделиться собственными подозрениями, а заодно и задать несколько вопросов, ответы на которые всемогущий лорд Дарроу мог знать.
Папа уже сидел во главе стола, но, разумеется, поднялся при нашем появлении, а после дождался, когда все женщины его семьи займут свои места. В каких-то вопросах отец мог быть возмутительно бесцеремонным, что, как я подозревала, было во многом связано с долгом его службы, которая понуждала вмешиваться в жизни других людей. Но были вещи, в которых батюшка демонстрировал идеальные манеры. К примеру, он всегда выражал уважение и заботу по отношению к нашей матери, а заодно и не забывал, что его дочери, плоть от плоти его, также женщины и благовоспитанные леди, с которыми следует обращаться соответственно.
— Вижу, меня рады видеть, — оценил наши счастливые улыбки папа.
Мы дружно загалдели, выражая свой полнейший восторг от возвращения горячо любимого родителя.
— Как дела службы? — спросил с показной серьезностью Эдвард, которому наверняка предстояло вскоре начать службу в ведомстве отца, а когда тому придет в голову отойти от дел, и вовсе занять место нашего родителя за спиной их величеств.
Порой мне думалось, что я могла куда лучше подойти для этой должности, но, увы, наш мир был суров и несправедлив по отношению к женщинам, запирая их в круговороте будничных обязанностей. Дети, муж, ведение дома, походы в церковь и, если дама была из высшего света, благотворительность. Впрочем, матушка наша, кажется, была вполне счастлива своим положением и теми занятиями, что занимали ее время изо дня в день. Мне же было бы попросту тесно в этих рамках.
— Все прошло вполне благополучно, — кивнул отец и не стал более распространяться. Наверняка не пожелал мучить подробностями матушку и Эмму. Со мной и Вторым родитель делился многими подробностями службы, которые были не предназначены для чужих ушей.
— А что у вас произошло нового в мое отсутствие? — осведомился папа, глядя по большей части на меня и Второго, отлично понимая, у кого в нашей семье и дня не проходит без происшествий. |