До сухой земли три шага.

   - Держись меня. Не разговаривай. Если вдруг что-то пойдет не так, падай на землю.

   Что пойдет не так?

   Вопроса Тисса не поняла - она не знала этого языка, но сам тон был враждебным. И Урфин ответил на том же наречии ничуть не более дружелюбно.

   Еще фраза.

   Ответ.

   Почти ссора, и туман отползает за плечи огромного человека, почти столь же огромного, как лорд-протектор, но куда более страшный. Наверное, так выглядят великаны из нянюшкиных сказок. Голова-валун, лысая, бугристая, покрытая шрамами и насечками, утоплена в плечи, на каждом из которых по сундуку. Он бос и одет лишь в полотняные штаны, а медвежья шкура, заменяющая плащ, вряд ли способна защитить от ветра.

   - Не бойся, - шепотом сказал Урфин.

   Существо - Тисса всерьез усомнилась в принадлежности его к человеческому роду - замерло в трех шагах. От него смердело потом, жиром и козлиной шерстью.

   Оно раскачивалось и ворчало.

   - Спокойно, Агхай. Свои.

   Разве оно понимает?

   Понимает.

   - Груз - туда. Туда, - Урфин указал в сторону лодки.

   Существо кивнуло, развернулось и неторопливой, какой-то утиной походкой двинулось в туман.

   - Идем. Лошади ждут.

   Две. Пегий мерин с впалой грудью и вполне крепкая, округлая кобылка.

   - Получше не нашлось? - Урфин осмотрел лошадей придирчиво, хотя было ясно, что с его кирийским жеребцом они ни в какое сравнение не идут.

   - Ты сам хотел неприметных, - ответил туман. - В городе поменяешь.

   - До города еще доехать надо...

   Урфин подсадил Тиссу и, убедившись, что падать она не собирается - в мужском седле сидеть было не в пример удобней, чем в женском - выпустил-таки. Только предупредил:

   - Держись рядом. Тут лиг пять до села. Переночуем.

   Пять лиг - немного, но Тисса давно не ездила верхом.

   Кобылка шла тряской рысью, и подковы звонко цокали по камням. Туман почему-то не спешил проглотить и этот звук, словно им вычерчивая на земле след, по которому двинется погоня.

   Например, тот ужасный великан...

   Погони не случилось.

   Урфин выбрался на дорогу и пришпорил жеребца, который, впрочем, шпоры проигнорировал. Он был слегка сонный и неторопливый, что Урфина злило.

   А вот Тиссе было хорошо.

   Туман рассеивался, и седоватое еще небо рассыпало звезды. Острый край луны зацепился за вершину ели, и дерево покачивалось, скрипело, словно желая избавиться от нежданного украшения. Лес подбирался к самой дороге, порой приподымая корнями камни или выпуская одичавшую молодую поросль на самый тракт.

   Где-то далеко ухала сова.

   И Тисса сама не заметила, как путь окончился.

   Деревня вытянулась вдоль тракта, но не удержалась на границе, расползлась в стороны: теснили друг друга дома, городились заборами, выставляя на штакетинах глиняную битую посуду, собачьи черепа и белые тряпки-обережцы. Отец говорил, что люди в деревнях суеверны.

   Гостиный дом узнали издали - непомерно длинный, с плоской крышей, на которую намело сугробы, он дымил в три трубы. У коновязи вертелись собаки, на лай которых выглянул вихрастый мальчонка. Первым делом он вытянул руку и так стоял, пока не получил положенный медяк. Монета исчезла в рукаве, и мальчишка принял лошадей, буркнув:

   - Овсу немашки. Токмо сено.

   - Пусть остынут сначала.

   Мальчишка кивнул и уставился на Тиссу. Что не так?

   - Идем, - Урфин потянул ее в дом.

   Пахнуло теплом, сыростью, сытным мясным духом, от которого в животе раздалось неприличное урчание.