«Херберт Лэнд………………..умер до прибытия на место события».

Лэнд проживал в недорогой новостройке, расположенной в соседнем пригороде Сэндс-спит. Он жил там с женой и двумя детьми. Старшему исполнилось шесть, младшему — три года. Вдову Херберта Лэнда звали Вероникой, ей было двадцать восемь лет. Когда она открыла дверь квартиры, Мейер и Карелла увидели, что она беременна и ждет третьего ребенка. Женщина была довольно заурядного вида — каштановые волосы и голубые глаза — но она стояла в проходе со спокойным достоинством, которое, правда, мало сочеталось с ее заплаканным лицом и покрасневшими глазами. Она тихо спросила, кто они такие, и потом попросила показать ей их удостоверения личности. Она встречала их в традиционной позе беременной женщины — живот был выставлен далеко вперед, рука покоилась на пояснице, голова слегка наклонена набок. Они показали ей свои жетоны и удостоверения — она коротко кивнула и пригласила их войти.

В комнате было очень тихо. Вероника Лэнд пояснила, что приезжала ее мать и забрала детей на несколько дней. Дети еще пока не догадывались, что их отца убили. Она знала, что ей рано или поздно придется сказать им об этом. Поэтому она решила взять передышку и подготовиться, чтобы сделать это спокойно и с достоинством. Сейчас же она еще сама не оправилась от этого удара. Говорила она низким уравновешенным тоном, но в течение всего разговора слезы готовы были в любой момент хлынуть из ее глаз, поэтому детективы вели беседу с осторожностью и деликатностью, всеми силами стремясь никак не спровоцировать потока слез. Сидя в мягком кресле, она старалась держать осанку, придерживая руками свой живот как огромную грелку. Во время беседы она не спускала глаз с детективов. Карелле показалось, что она всем своим существом с жадностью ловит каждое их слово. У него сложилось впечатление, что этот разговор был необходим ей самой в качестве поддержки и для укрепления самообладания. Казалось, что стоит ей отвлечься и потерять нить разговора, как слезы неудержимым потоком хлынут из ее глаз.

— Сколько лет было вашему мужу, миссис Лэнд? — спросил Мейер.

— Тридцать один.

— И он преподавал в университете, так?

— Да. Он преподавал. Он был доцентом.

— И он ежедневно уезжал на работу на поезде со станции Сэндс-спит?

— Да.

— В котором часу он обычно выходил из дома, миссис Лэнд?

— Он обычно садился на поезд, отправлявшийся в восемь семнадцать.

— У вас есть машина, миссис Лэнд?

— Да, есть.

— Но ваш муж предпочитал ездить на поезде?

— Да. У нас только одна машина, а я… как видите, собираюсь рожать, и Херби… Херби считал, что машина должна быть у меня под рукой. Ну… на всякий случай…

— Когда вы ждете появления малыша, миссис Лэнд? — спросил Карелла.

— Надеюсь, это произойдет в этом месяце, — ответила она. — Наверное, в этом месяце.

Карелла кивнул. В комнате снова все смолкло.

Мейер откашлялся.

— Не подскажете ли, миссис Лэнд, во сколько поезд, отбывающий в восемь семнадцать, прибывает на вокзал в городе?

— Я думаю, в девять часов. Я знаю, что первое занятие начинается у него в девять тридцать, а ему еще надо доехать на метро с вокзала до центра города. Я думаю, поезд прибывал на вокзал в девять, да.

— И он преподавал философию?

— Да, он работал на кафедре философии, но фактически он преподавал философию, этику, логику и эстетику.