— И он преподавал философию?

— Да, он работал на кафедре философии, но фактически он преподавал философию, этику, логику и эстетику.

— Я понимаю, миссис Лэнд… а… не был ли ваш муж… не показалось ли вам, что ваш муж был чем-нибудь обеспокоен в последнее время? Не упоминал ли он о чем-нибудь, что могло бы показаться…

— Обеспокоен? Что вы хотите этим сказать — обеспокоен? — спросила Вероника Лэнд. — Он был обеспокоен своей зарплатой, которая составляет шестьсот долларов в год, еще он был обеспокоен выплатой долга по закладной, и еще он был обеспокоен состоянием единственной машины, которая вот-вот развалится на части. Чем он был «обеспокоен»? Я не понимаю, что вы имеете в виду под словом «обеспокоен».

Мейер кинул взгляд на Кареллу. На минуту в комнате установилась тяжелое молчание. Вероника Лэнд всеми силами пыталась сдержать слезы, сжимая пальцы рук под выступающим вперед животом. Она тяжело вздохнула.

Очень низким голосом она произнесла:

— Я очень извиняюсь, я не знаю, что вы имели в виду под словом «обеспокоен», — она вновь установила контроль над своими чувствами, и подступавший приступ истерики был преодолен. Простите.

— А не припомните ли в его окружении каких-нибудь недругов или недоброжелателей?

— Нет, никаких недоброжелателей не было.

— Какие — нибудь сослуживцы или преподаватели в университете с кем бы он… ну… поспорил… или… ну, не знаю. С кем бы у него были какие-нибудь институтские неприятности, что ли?

— Нет. Ничего такого не было.

— Может быть, ему кто-нибудь угрожал?

— Нет.

— Может, были конфликты со студентами? Он не рассказывал о каких-нибудь неприятных ситуациях со студентами? Завалил кого-нибудь на экзамене и тот, возможно…

— Нет.

— … затаил обиду на него…

— Постойте, был такой случай.

— Какой?

— Да, он завалил одного. Но это было в прошлом семестре.

— Кого?

— Одного парня из его группы по логике.

— Вы знаете его имя?

— Да. Какой-то Барни. Погодите. Минуточку. Он был в команде по бейсболу, и когда Херби засыпал его, ему не разрешили… Робинсон, вот как его звали. Барни Робинсон.

— Барни Робинсон, — повторил Карелла. — И вы сказали, он участвовал в бейсбольной команде?

— Да. Они играли в течение весеннего семестра. Тогда же Херби и провалил его на зачете. В последнем семестре.

— Понятно. Вы знаете, почему он провалил его, миссис Лэнд?

— Ну, в общем, да. Он… он не выполнял задания. Другого объяснения и быть не может. Херби зря не придирался.

— Значит, потому что он не сдал зачет, ему не разрешили играть в команде, правильно?

— Да, верно.

— А не считал ли ваш муж, что после этого Робинсон затаил обиду против него?

— Я не знаю. Вы спросили меня, не припомню ли я кого-то, вот мне и пришел на ум этот Робинсон, потому что… у Херби не было никаких врагов, мистер… простите, я забыла, как вас зовут?

— Карелла.

— Мистер Карелла, у Херби не было врагов. Вы не знали моего мужа так… так… вы не знали, что… за человек он был…

Она была на грани срыва, и Карелла быстро спросил:

— А вы когда-нибудь встречались с этим Робинсоном?

— Нет.

— Тогда вы не знаете, высокий он или низкий или…

— Нет, не знаю.