— Так благородно с вашей стороны нанести визит маме, милорд, — сказала Офелия.

— Это честь для меня, — ответил Алексис.

— И мы также с нетерпением будем ждать вас сегодня на балу.

С него было достаточно. Соскользнув со стула, он пересек комнату и сел на диван рядом с Офелией. Он не обратил никакого внимания на шокированное выражение ее лица. Несколько раз она позволяла ему подходить гораздо ближе. Офелия не была ханжой, и он в последние несколько недель чувствовал себя с ней все более и более свободно. Он взял ее руку и поцеловал ладонь, затем отвернул манжет ее платья и провел губами по внутренней стороне запястья.

Он провел языком по ее белой коже и прошептал:

— Знаешь, чего я хочу?

Он молча проклинал себя за этот идиотский вопрос. Он не мог поверить, что в последний момент храбрость покинет его. Ему хотелось быть поэтичным.

— Конечно, знаю. — Офелия учащенно дышала, ее шея и щеки пылали.

Польщенный ее очевидным восхищением, он приготовился произнести речь, но она его перебила.

— О, милорд, это мое самое величайшее желание и… подумать только!

— M-м. То, что я хотел сказать…— Он сделал паузу, заметив, что ее взгляд был устремлен куда-то вверх, выше его плеча.

— Всего-навсего Офелия Мэйтленд и маркиз Ричфилд, — сказала она. — Да ведь маркиз— это самый высокий титул, если не считать герцога.

Алексис посмотрел вниз на свои скрещенные руки, потом поднял глаза и увидел, что девушка, закусив губу, наблюдает за ним. Он закрыл глаза, чтобы не видеть жадного ожидания, написанного на ее лице. Маленький воробышек надежды, трепетавший крыльями у него внутри, упал в огонь и сгорел дотла. Чувствуя, что внутри у него нет ничего, кроме этого пепла, он открыл глаза.

— Цепкие руки и ловкие ноги, — тихо пробормотал он.

— Что?

Пытаясь спрятать поглубже свою боль, Алексис встал и закрыл дверь гостиной. Они оба знали, что ни ее мать, ни кто-либо другой не осмелятся побеспокоить —маркиза до тех пор, пока он сам этого не пожелает. Он задернул шторы, подошел к Офелии и сел рядом с ней.

Не в силах сдержать возбуждение, которое все еще кипело в нем, он дал ему выплеснуться в своем взгляде. До тех пор пока она не допустила своей грубой оплошности, он не рассматривал свои физические устремления серьезно. Сейчас он провел кончиками пальцев по ее губам и привлек ее внимание к своим собственным, тихо шепча ее имя.

Это была вступительная тактика кампании, в которой он никогда не проигрывал. Он не пользовался никакими другими словами. Они бы заставили ее думать. Он использовал свое тело — как использовал бы саблю, — и девушка ответила ему. Прижавшись к ней плотнее, он почувствовал, как поднимается и опускается ее грудь. Положив руки ей на бедра, он, держась на расстоянии от нее, оторвался от ее губ и провел языком по шее и дальше вниз, к ее груди. Он раз, другой и третий поцеловал ложбинку между ее грудями. Он ласкал языком те места, которые целовал, и снова прошептал ее имя.

От его дыхания ее влажная кожа покрылась мурашками. Офелия что-то пробормотала. К его величайшему изумлению, она уперлась руками в его плечи и перевернула так, что он оказался под ней. Он безразлично лежал, в то время как она целовала его в губы.

Еще более неожиданными явились те слова, которые она произнесла, переводя дыхание:

— Было так тяжело тебя ждать.

Его глаза расширились от удивления, и он попытался спросить, как долго она к нему подкрадывалась, но не смог этого сделать, потому что она проникла своим языком в его рот.