После долгих размышлений и колебаний Эдуард пошел навстречу мирным воззваниям графини Эно и супруги, и, к радости и облегчению многих и многих, перемирие с Францией было заключено. Перемирие, но не мир.

Оставив Робера д'Артуа во главе войска на континенте, король Эдуард начал готовиться к возвращению в Англию.

Филиппа надеялась, что эта временная передышка превратится в длительный, если не вечный, мир.

Увы, ее надеждам не суждено было сбыться в ближайшие сто с лишним лет.

Из Фландрии они отплыли только в ноябре. Это было не лучшее время для пересечения пролива, и как только берег исчез из глаз, на море разыгрался сильнейший шторм. Корабли трясло и кидало, как щепки, и все мореходы думали, что пришел их последний час.

Люди упали на колени и возносили молитвы к Богу. Многие были уверены, что эту беду наслали на них французские колдуньи, чтобы утопить всех англичан вместе с их королем, а остальным чтобы неповадно было больше никогда переплывать пролив и ступать на берег Франции.

Но даже в эти смертельно опасные часы король Эдуард не говорил ни себе, ни Небу, что готов отказаться от борьбы за корону. Ничего подобного. Если он и решился на перемирие, то исключительно ради передышки, а также для того, чтобы лучше, основательнее подготовиться к военным действиям. К тому же в последнее время Шотландия вновь начала причинять ему много неприятностей, пользуясь тем, что он пребывал далеко от нее…

Шторм прекратился, не нанеся английской армаде существенного урона, и дальнейшее плавание прошло благополучно. Однако король Эдуард приближался к берегам родины в подавленном настроении. Выводы, которые он сделал во время беспокойного плавания о последних годах проводимой им французской кампании, были малоутешительны. Он возвращался домой без ощутимых плодов победы. Да, на море он разбил французов, но они остались непобежденными на суше. А теперь еще нужно снова разбираться с шотландцами…

Филиппа заметила состояние короля — она всегда чувствовала любые перемены в настроении мужа и старалась успокоить его, как могла, лишь бы дело не дошло до опасных вспышек ярости, когда он бывал не в состоянии отвечать за свои поступки и решения, что могло плохо окончиться для любого, кто попадет под руку.

Уже на берегу ей удалось немного улучшить его расположение духа. Но оно опять резко ухудшилось, когда они, приблизившись к Тауэру, обнаружили, что дворец словно вымер. Такое уже случалось, она припомнила, несколько лет назад в другом замке, на севере, где они оставляли совсем маленьких тогда Эдуарда и Изабеллу.

Сейчас здесь тоже были их дети — подросшие уже, но все равно дети, — Изабелла и Джоанна. И, оставляя их тут, Эдуард отдал строгий приказ коменданту Тауэра Николасу де ла Бешу выставить возле дворца постоянную охрану. Где стража? Где комендант?

Король въехал в ворота. А если бы на его месте оказался посторонний, возможно, злодей, некому было бы остановить его.

— Где люди? — гремел голос короля. — Где мои дочери?

Тишина.

В гневе он соскочил с коня и, бросив поводья оруженосцу, зашагал во дворец, Филиппа — за ним.

По-прежнему никого вокруг. Крепость словно вымерла.

Но вот откуда-то появились две детские фигурки, это были Изабелла и Джоанна. Мгновение — и Джоанна оказалась в объятиях матери, а Изабелла — в крепких руках отца.

Ласковые руки дочери ненадолго смягчили его сердце, но при мысли об опасности, которой подвергались девочки, оставленные без присмотра, король разгневался с еще большей силой.

— Где стража? — вскричал он. — Где комендант?

— Нам здесь хорошо одним, — отвечала Изабелла.

— Что? Вы совсем одни?

Дочери объяснили, что не совсем, — с ними сейчас три придворные дамы и несколько служанок.