Изменить размер шрифта - +
Вдруг они возьмут верх, мечтала она, и через несколько месяцев я снова буду дома, рядом с отцом и матерью…

Единственным ее утешением оставалось вышивание. Она погружалась в спокойствие, когда наблюдала, как из-под иглы появляются картинки на шелке! Джоанна предпочитала мягкие цвета и всегда тщательно подбирала шелк и нити.

И вокруг все было тоже красиво, лето в разгаре, деревья шелестят листвой, цветы благоухают и радуют глаз разноцветными лепестками.

— О, как покойно стало бы на душе, — говорила Джоанна, глядя в окно, — если бы вдруг прибыл сейчас гонец от моего отца и передал счастливую весть, что окончено тоскливое ожидание и я могу возвращаться в Англию.

— Не нужно так печалиться, миледи, — попыталась утешить ее придворная дама. — Вы станете королевой.

Она содрогнулась. Если бы не воспоминания о том, что произошло в Австрии, она, возможно, и поверила бы в слова утешения.

Посланец все же прибыл вскоре после их разговора. Джоанна догадалась об этом по оживлению внизу у входа. И почти тотчас же к ней вошла взволнованная женщина.

— Миледи! — вскричала она. — Мы должны немедленно уезжать отсюда. В Бордо пришла чума…

 

Джоанна переехала в небольшое селение, поскольку все посчитали, что вероятность заразы там гораздо меньше, чем в большом городе, который был, судя по всему, уже обречен.

В деревне жизнь Джоанны текла еще спокойней, чем в Бордо, она по-прежнему целые дни проводила за рукоделием и беседой, стараясь не думать о черной смерти. Но страшные слухи, ужасные подробности проникали в их тихое пристанище, и они знали, что жертв чумы становится все больше, что люди умирают так быстро и в таком множестве, что их не успевают хоронить и просто сбрасывают в ямы, что заболевают даже те, кто издали видит умерших.

Слава Богу, постоянно твердили приближенные Джоанны, что нас вовремя предупредили и мы уехали из Бордо.

Однажды, когда Джоанна, как обычно, сидела над вышиванием, она почувствовала вдруг неимоверную усталость. Кусок голубого шелка, на который она смотрела, внезапно сделался черным и потом оказался где-то далеко от нее, а на самом деле просто выпал из рук.

Испуганные женщины склонились над ней. Она слышала голоса, но все происходило как будто невероятно далеко.

— Наша леди нездорова…

И потом чей-то истошный вопль:

— О Боже! Нет… нет… Этого не может быть!

Ее отнесли в постель. Все смотрели на нее в ужасе: на губах Джоанны появилась кровь, а потом — прямо у них на глазах! — на ее теле стали выступать черные пятна.

Чума пришла и сюда, и первой ее жертвой стала принцесса Джоанна.

 

Известие о смерти дочери дошло до Филиппы, и ее охватила глубокая печаль. Она заперлась в комнате и не выходила оттуда, желая оставаться наедине с горем.

Ее дитя, ее дорогая Джоанна, такая всегда тихая, любящая, доброжелательная… Мертва… Как настрадалась она, бедняжка, за свою недолгую жизнь! Сначала полное унижений пребывание при австрийском дворе, которое могло окончиться для нее совсем плохо; потом долгое томительное ожидание отъезда в Испанию, ожидание не дома, где она осталась бы наверняка здоровой, а далеко на чужбине — без семьи, с пугающими мыслями о будущем супруге, о жестокости которого ходили такие страшные слухи…

Когда Филиппа и Эдуард вдвоем горевали о потере, он мог говорить лишь одно ей и себе в утешение:

— Помни, моя любовь, что у нас еще есть дети, что Господь наградил нас многими детьми.

Она молча наклоняла голову в знак согласия. Он прав — это действительно так. Она гордилась, что была плодовитой и сумела дать жизнь стольким детям. И Эдуард, ласково обнимая жену, испытывал то же чувство…

Тем не менее в последнее время он неоднократно признавался самому себе, что его все больше влечет к молодым женщинам, все чаще он заглядывается на них.

Быстрый переход