Тем не менее в последнее время он неоднократно признавался самому себе, что его все больше влечет к молодым женщинам, все чаще он заглядывается на них.

Милая Филиппа… Он продолжал любить ее, не мог не отдавать ей должного, но… ему стала чаще бросаться в глаза ее чрезмерная тучность и то, что ей изменила былая живость движений, — его уже не тянуло к ней так, как раньше.

Он был всегда человеком сильных желаний и страстей, и они не ослабли с возрастом, не угасли от того, что его добрая супруга уже не так молода. Он любил ее не меньше, чем прежде, но… Опять и опять это но…

Он чувствовал себя молодым. По-прежнему был необыкновенно хорош собой, еще красивей, чем в молодости, изящен, страстен. Наконец, он был королем, королем-победителем, и понимал, что может побеждать не только на полях сражений…

Он продолжал верить в святость брачных уз и желал оставаться верным супругом. Но… О, как трудно это было для него, и с каждым днем все труднее!..

Конечно, в эти дни скорби по Джоанне подобные мысли напрочь оставили его, и он думал только о юной дочери, которую они потеряли.

Черная смерть все-таки нашла в себе силы перепрыгнуть через пролив и оказалась в Англии. Сначала на юго-восточном берегу, в Дорсете, куда ее завез больной моряк с континента. Она летела на черных крыльях и за неделю добралась до Бристоля. Оттуда ей недалеко и до Лондона, где она сможет вовсю разгуляться на переполненных людьми улицах, в тесных домах, рядом со зловонными канавами, что кишат крысами. Лучшее поле для ее посева трудно отыскать!

И что всего хуже — почти некому было присмотреть за жертвами. Несчастных оставляли умирать там, где их поразила болезнь, и гниющие трупы издавали смертоносное зловоние.

Жители начали покидать города, дороги были забиты беженцами с детьми и скарбом на тележках, запряженных лошадьми или ослами. Некоторые все же оставались, чтобы похоронить усопших. Это были добрые, благочестивые люди, знающие, что скорее всего им не выжить, а кто-то потом зароет и их тела.

Сэр Уолтер Манни купил в эти дни немалый участок земли под названием Спитти Крофт, принадлежавший братству святого Варфоломея, — купил для того, чтобы превратить в кладбище. Там рыли глубокие могилы и тщательно закапывали пораженные заразой трупы. Молва сохранила их число — свыше пятидесяти тысяч. Кладбище обнесли высокой каменной стеной в надежде остановить болезнь.

Но она охватила уже весь остров. Умерших было столько, что оставшиеся в живых ожидали конца света. Это Божья кара всем нам, говорили со смирением наиболее богобоязненные.

Города обезлюдели. Корабли с мертвыми моряками носились по морю, пока волны не прибивали их к берегу. Озверевшие от ужаса люди искали козлов отпущения и, как обычно в таких случаях, нашли их в евреях. Утверждали, что те отравляют ручьи и колодцы ядом, составленным из пауков, сов и прочих ядовитых тварей, перемолотых и приготовленных особым, известным только евреям способом. Многих представителей этого племени хватали, мучили и, под пыткой добиваясь нужного признания, жестоко расправлялись с ними.

Вину также записывали на счет кораблей, разносящих заразу по разным портам. Но никому и в голову не приходило, что главными разносчиками были крысы.

Постепенно болезнь начала затихать, потому что людей стало так мало, что передвижение между странами, городами и селениями почти прекратилось.

Исчез и достаток: поля оставались невозделанными, цены на все, и на труд в том числе, неизмеримо выросли. Странам грозил голод — даже при том, что жителей теперь было в несколько раз меньше.

Вера в то, что им в лицо смотрит Страшный Суд, по-разному отразилась на людях. Одни потонули в буйном разгуле, жадно спаривались, убеждая себя и других, что вершат Божье дело, ибо жителей на земле осталось так мало, что нужно немедленно оплодотворить всех женщин, чтобы те рожали и рожали.