– Кусты-то зачем портить? – тут же построжала Ирка – она к любой полезной зелени очень трепетно относится.

– Затем, что на цветы у меня денег нет, а без них на могилку идти нельзя, непорядок, – ответил наш сосед, неловко складывая ветки в кривобокий букет, больше похожий на веник. – Пошел я, проведаю Зиночку. Бывайте.

– Дедуля отправился с визитом на кладбище, – проводив его взглядом, озвучила очевидное Ирка. – Богоугодное деяние, конечно… А только не похоже это на отношения квартиранта с хозяйкой, не находишь?

Я не нашла ничего, даже слов, поэтому просто пожала плечами.

– Так! – Ирка ожила, заторопилась. – Во-первых, звони этой курице безголовой – Татьяне, пусть возвращается и открывает нам ставни.

– А во‐вторых? Огласите весь список, пожалуйста.

– А во‐вторых – идем в дом и начинаем методичные поиски спрятанных там сокровищ!

– А ведь верно говорят: что ни делается, все к лучшему, – радовалась подруга, способная в любой ситуации найти повод для оптимизма. – Даже хорошо, что ставни закрыты – никто не заглянет в окна, пока мы тут шуруем!

«Шуровать» мы начали с большой комнаты, в кубанской традиции именуемой «залой». Прихожую толком не обыскивали, рассудив: это слишком доступное место, чтобы прятать там какие-либо сокровища. Поэтому мы заперли наружную дверь на ключ, включили все источники освещения и первым делом методично, от зашторенного входа по периметру, начали осматривать «залу».

У покойной хозяйки дома была своя система расстановки мебели – сплошным рядом без зазоров вдоль стен. Левее бархатной шторы помещался комод, уставленный фотографиями в рамочках, к нему примыкало кресло, занимающее собой угол. Далее высился торшер – окружающая его ножку полка-столик упиралась в облезлый деревянный подлокотник кресла с одной стороны и в такой же диванный – с другой. К дивану примыкало второе кресло, подступ к нему частично перегораживала мебельная «стенка», тянущаяся по длинной стороне комнаты. Под окном спинками к стене стояли три одинаковых стула, за ними надежда и опора традиционного советского гостеприимства – коричневый полированный складной стол-книжка, а в правом – «красном» – углу помещалась треугольная консоль, увенчанная синей пузатой вазой с букетом пыльных искусственных роз. Над ней на выцветших обоях темнело пятно – я поняла, что там висела икона, которую, как сказала соседка, утащила Танька.

Пространство до дверного проема, похоже, тоже что-то занимало: на стене можно было видеть прямую линию – потертость, образовавшуюся на обоях оттого, что к ним плотно прижималась какая-то горизонтальная поверхность.

– Тут швейная машина стояла, не иначе, – рассудила Ирка, поводив над этой брешью руками и что-то прикинув. – Я помню размеры подстолья зингеровской машинки, оно как раз поместилось бы между консолью и тумбой.

Тумба замыкала мебельный хоровод, подступая к бархатной шторке с другой стороны.

– Как много полочек и ящиков! – вздохнула я с тоской. – Уйма времени уйдет, чтобы все осмотреть. Жаль, что минимализм в интерьере вошел в моду относительно недавно.

– Зато нам не придется вскрывать потолок, – утешила меня оптимистично настроенная подруга. – Он тоже старомодный – не натяжной, а оштукатуренный и побеленный, и в нем точно нет тайника. Вот насчет пола я не так уверена, под половички надо бы заглянуть.

Часа два, не меньше, мы добросовестно заглядывали под половички, на полки, в ящики и во внутренний мир диванов и кресел – с нулевым результатом, если не учитывать дикую панику, вызванную нашими действиями в семействе пауков.