За этим занятием меня и застала женщина с велосипедом. Она упорно тащила его по буеракам, пренебрегая очевидной возможностью с ветерком катиться по асфальтированной дорожке в паре метров слева. Я поняла, что они с велосипедом обретаются где-то поблизости, когда женщина, развалив своим стальным конем мешавший ей куст, строго сказала мне:

– Самолет этот – частная собственность!

– Ваша? – Я воззрилась на нее с неподдельным интересом.

Как-то иначе я представляла себе владельцев частных самолетов. Не виделись они мне пенсионерками с избыточным весом и пергидрольными кудрями.

– Еще чего! – Владелица частного велосипеда глянула на меня, как на ненормальную, но тут же сменила выражение лица на более любезное: – Ой, а вы же из телевизора?

– И из него тоже, – уклончиво ответила я.

Строго говоря, с голубого экрана я давно ушла, но, как показывает практика, телевизионщики бывшими не бывают.

– А я ж вам звонила! – Женщина удобно прислонила велосипед к ближайшему дереву и сосредоточила внимание на мне. – Сто раз, не меньше! И даже дважды выигрывала приз за лучший ответ.

– Значит, вы были очень внимательным и эрудированным телезрителем, – подольстилась я. – И как, по-прежнему многое знаете?

– А вы спросите, проверьте! – Женщина подбоченилась.

– Ладно! Откуда здесь самолет?

– Ну откуда? Из аэропорта, конечно. Он не потерпел катастрофу в кубанских джунглях, если вы вдруг так подумали. – Она засмеялась, тряся щеками и подбородками. – Дядя Толя Покровский в аэропорту работал и забрал себе этот списанный аппарат. Сказал – это его страховка на старость.

– В смысле? – не поняла я.

– В том смысле, что этот самолетный металл недешевый, а его тут много. При нужде можно отпиливать куски и на лом сдавать, – объяснила женщина. – Да у него таких страховок… полный двор! – Взгляд ее ушел выше, за забор, где видны были ржавые остовы каких-то металлоконструкций, уже неузнаваемых. – Очень запасливый товарищ наш дядя Толя. Пока жена его, тетя Даша, жива была, он эту свою страсть как-то сдерживал, а как померла она – живо превратил весь двор в барахолку.

– И как ему живется в таком хламовнике?

– Никак не живется. – Женщина фыркнула. – Съехал он с этой свалки!

– Как только не побоялся, что без пригляда его бесценное имущество растащат, – усмехнулась я.

– Побоялся, – возразила моя собеседница. – Поэтому квартиранта пустил, тот за всем и приглядывает.

И, видимо, решив, что дала исчерпывающий ответ на вопрос, она снова утвердила на кочковатой земле велосипед и протаранила им очередной куст.

– Что еще за квартирант? – Я посмотрела на кучу хлама за забором и подумала: нужно быть очень странным человеком, чтобы по доброй воле поселиться в таком неуютном месте.

Собственно, этой мыслью мне следовало ограничиться, но я почему-то не могла пойти дальше, не рассмотрев как следует феерический хламовник запасливого товарища Ефимыча. Должно быть, подсознательно признала этот частный склад металлолома идеальным местом для того, чтобы надежно спрятать каких-то полкило золота.

Разглядывая впечатляющую свалку разнообразных железяк во дворе, я сама не заметила, как оказалась почти в нем: второе крыло самолета лежало на заборе, под ним стояла железная бочка, а рядом с ней – перевернутое стальное корыто, и все это вместе выглядело как гостеприимное приглашение: «Добро пожаловать, дорогая Елена!»

И я пожаловала.