Глаза юноши по-прежнему улыбались, раздражая киммерийца. Раздался сигнал.

Конан с медвежьей силой сдавил кисть противника, намереваясь проучить его и навсегда отбить охоту к бахвальству. И тут ему показалось, что у парня вообще нет костей. А между тем, юноша приналег и рука киммерийца, дрогнув, качнулась к доскам стола. Ценой невероятных усилий Конан выровнял положение, что само по себе уже можно было считать победой, ибо все претенденты до него сдавались после первого же натиска.

Парнишка больше не улыбался. Конан воспрянул духом и перешел в наступление, но ни на йоту в этом не преуспел. Киммериец тяжело сопел и обливался потом, а его противник внешне совершенно не изменился. Только над переносицей у него залегла тонкая, еле приметная складочка.

Поединок затянулся, а соперники все еще не уступали друг другу.

В конце концов, судьи объявили ничью к великому облегчению Конана, силы которого уже начали иссякать. Откуда ни возьмись, появилось пиво, воспринятое всеми с немалым воодушевлением. Конан же гордо вернулся к своей остывшей баранине.

— Мир, киммериец!

Конан медленно поднял взгляд. Ухмыляющийся юнец стоял перед ним с кружкой в одной руке, а другую нагло протягивая ему через стол. Тощий, хрупкий, почти как девчонка, с тонкой линией чувственных губ, глубокими, широко распахнутыми карими глазами дикого олененка и белой полупрозрачной кожей, еще не знавшей прикосновения бритвы.

— А ведь я тебя знаю. Ты — Конан, верно?

В набычившемся было северянине проснулось любопытство, к тому же он с уважением отнесся к силе своего бывшего противника. Но знакомиться со всяким встречным у него просто не было времени.

— Ну, и что с того? — не слишком дружелюбно бросил он в ответ.

— Хочешь помериться силой с отродьями Младших Богов? — небрежно бросил паренек, делая вид, что не замечает, как побелели костяшки пальцев киммерийца, намертво вцепившегося в столешницу.

Первой мыслью Конана было зарубить наглеца на месте. Но он подавил это жгучее желание, решив сперва расспросить странного паренька. Убить — дело нехитрое.

Нарочито небрежно он пожал протянутую руку и кивком головы указал на место напротив себя.

Молча преломил свой хлеб и предложил половину юноше в знак примирения и доверия.

— Благодарю, — улыбнулся тот, принимая краюху.

— Откуда тебе известно о детях Младших Богов? — подозрительно спросил киммериец.

— От Игга, конечно, откуда же еще, — беспечно ответил собеседник, пожимая плечами. — Ты пустился в этот путь по слову Крома. У меня тоже, что и у тебя, дело, только поручил мне его Игг. Видишь, я откровенен с тобой.

— И чего же ты хочешь от меня, юноша, не называющий своего имени? — Конан потянулся за своей кружкой.

— О, прости! Я был неучтив. — В первый раз за этот вечер киммериец заметил тревогу, промелькнувшую на лице своего собеседника. — Мое имя Дуна.

— Откуда же ты, Дуна? Ты не ванир, и на асира не очень похож. Выговор у тебя странный, не гиперборейский, — заметил киммериец.

— Что правда, то правда, я родом из Тапио, как вы называете наши края, если, конечно, вообще о них слышали.

Конан поперхнулся пивом, услышав ответ. Откашлявшись, он повторил свой первый вопрос. Подозрительность его только возросла:

— И что же тебе нужно от меня?

— У нас одно с тобой дело, Конан.