И оба мы избранники богов. Так почему бы нам не объединить усилия. Тебе нужна прорицательница Унна — едем вместе, я покажу дорогу, — без колебаний предложил юноша.
— А почему я должен тебе верить? Ты сам сказал, твой бог Игг. Безымянные — его порождения, а те, против кого иду я — дети их… Кром, запутаешься в этом родстве! Зачем же Иггу губить своих внуков?
— Ты не понимаешь, Конан, какое это страшное зло. Дети младших богов перестали чтить своих отцов и открыто выступили против них. Между ними была страшная битва. И к нашему общему горю, Младшие ее проиграли. Высшие боги не могут открыто вмешиваться в людские дела. Но мы еще можем остановить демонов… Поверь мне, Конан, я твой друг! — горячо заговорил юноша.
Киммериец надолго задумался.
Уж больно складно все выходит. И откуда этому мальчишке известно так много о делах богов, да и о нем самом тоже? Может, и правда Игг нашептал?..
С другой стороны — он говорит, что родом из Тапио. О тех местах Конан кое-что слышал, но ничего толком не знал, и честно себе признавался, что понятия не имеет, куда ему идти после Халоги.
Так почему бы и не согласиться? Только нужно будет приглядывать за этим пареньком.
— Хорошо, я согласен, — решил он наконец, и невольная усмешка заиграла на его губах, видя как по-детски наивно просиял в ответ юноша.
Они допоздна засиделись в «Быке» за кружкой доброго пива и разговором о предстоящем походе. А потом вместе пошли спать в дом кожевенника Торда, у которого Дуна снимал комнату.
Рано утром они запаслись провизией на несколько дней и выехали из Халоги через северные ворота. Конан собирался купить себе запасную лошадь, но Дуна, одевшийся по-походному практично и просто, с коротким мечом на поясе и длинным луком за спиной, уговорил его не делать этого.
— Там, куда лежит наша дорога, лошади не понадобятся. Тапио — это дремучие леса и непроходимые болота. Очень скоро и этих-то придется продать, — уговаривал он.
Три дня они ехали по дикой, почти безлюдной местности, где вековые смешанные леса, преимущественно из берез и сосен, чередовались с холмистыми полями и обширными зелеными луговинами. Дуна прекрасно знал эти места и уверенно вел своего спутника по едва приметным тропам и лесным дорогам. Он знал все броды и переправы на многочисленных речушках и ручьях. И лишь по одному ему известным приметам безошибочно находил дороги в болотах и топях. Люди здесь встречались редко, селясь на небольших хуторах, прячущихся по лесам, и в хорошо укрепленных деревушках за прочными частоколами. На проезжих чужаков они смотрели косо — на киммерийца так и вовсе, как на врага. Неохотно продавали еду, а ночевать под крышей путникам довелось только раз. Да и то в дом их хозяин не пустил, но разрешил воспользоваться сараем — бывшим курятником.
Несмотря на то, что лето стояло в самом разгаре, ночи были холодные, стылые и дождливые. Под утро путники просыпались, стуча от холода зубами. Даже привыкший к походной жизни Конан с каждым днем становился все мрачнее и молчаливее. Он с легкой досадой замечал, что его юный спутник легче переносит все тяготы и трудности пути.
На четвертые сутки под вечер, когда путешественники уже присматривали среди густого ельника удобное место для предстоящего ночлега, вдали послышался одинокий волчий вой, на который откликнулось еще несколько голосов с другой стороны леса. Конан не обратил на них внимания, но Дуна вдруг забеспокоился, тревожно озираясь по сторонам.
— Нам нужно бы поскорее покинуть этот лес, — не скрывая своего волнения, заговорил юноша.
— Волков испугался? — презрительно скривился киммериец.
— Это не волки, Конан. Так завывают оборотни, сегодня ведь полнолуние! Ты где-нибудь слышал, чтобы волки собирались в стаи летней порой?
Киммериец прикусил язык, мальчишка был прав. |