Конан уже откровенно зевал. Колдунья это заметила и сама предложила прилечь, устроив прямо на полу некое подобие ложа. Уговаривать его не пришлось.

Рано утром Дуна растолкал киммерийца, и, перекусив на скорую руку и простившись со старой Унной, приятели продолжили свой путь.

Семь дней пролетели, как один миг. Двое отважных путников упорно пробирались на север, следуя за быстрым на крыло вороном, через заповедные, древние как сам мир, дебри Тапио. Дуна, даже ночью не расстававшийся со своим луком, снабжал отряд свежим мясом, без туда добывая дичь в борах и на болотах.

Терес, надолго исчезающий куда-то в течение дня, демонстрируя людям свою независимость, неизменно возвращался к дележке добычи. Садился на ветку чуть в сторонке и терпеливо ждал подачки, вращая иссиня-черными бусинками глаз. Если птица считала, что доля ее слишком мала, она спрыгивала на землю и с громким недовольным карканьем принималась скакать вокруг костра.

Привыкший к осторожности Конан невзлюбил ворона, поднимавшего столько шума, что киммерийцу казалось, что вот-вот сюда сбежится вся нечисть, какая только есть в округе. Ему доставляло огромное удовольствие поддразнивать птицу, вертя у нее перед клювом лакомыми кусочками мяса, на что рассерженный ворон отвечал целой бурей негодования. Правда, в долгу он оставался ненадолго, норовя в полете нагадить киммерийцу на голову, и северянину все время приходилось быть начеку.

На пятый день пути лес стал значительно реже, уступив место голому камню, поросшему мхом и лишайником. Идти стало быстрее и легче. О том, чтобы лезть в лоб на скалы, не могло быть и речи, крутые склоны сопок казались неприступны. И тут, если бы не Терес, вряд ли путникам удалось бы выбрать правильную дорогу среди бесчисленных расщелин и каньонов. Теперь ворон все время оставался в поле зрения, свободно паря высоко над землей, лишь ненадолго покидая людей, чтобы совершить небольшую разведку.

По расчетам киммерийца выходило, что логово Браги должно бы уже находиться где-то неподалеку. Он немного задержался, наблюдая за полетом Тереса, когда его резко окликнул ушедший вперед Дуна.

— Эй, Конан, подойди-ка сюда!

Киммериец приблизился к спутнику, вопросительно глядя на него. Юноша кивком головы указал на что-то между громадных валунов, громоздившихся на каменной тропе. Конан опустил взгляд и надолго застыл, прикусив губу.

Это был след — четкий след гигантской человеческой ступни. Не менее пяти футов в длину и трех в ширину, и почти в локоть глубиной.

«При таких размерах, — прикинул в уме северянин, — роста в нем никак не меньше семи-восьми ярдов, а то и больше!..»

Дуна и киммериец молча посмотрели в глаза друг друга. Оба казались спокойными и сосредоточенными, хотя волнение, охватившее обоих, им едва удавалось скрывать.

Удвоив осторожность, приятели двинулись дальше.

Ничто не предвещало беды, как вдруг необычайно разволновался Терес и с громким карканьем закружил над лесом. Друзья притаились среди скал, наблюдая за странным поведением птицы. И тут рядом с вороном, словно сорвавшаяся с исполинской пращи, стремительно пронеслась целая скала, едва не задев, закувыркавшуюся в воздухе птицу. За первой последовала вторая и третья, но птица уже выровняла полет и, сообразив что к чему, благоразумно ретировалась.

Дуна весь как-то осунулся, плечи его поникли. Конан ободряюще сжал руку товарища, хотя ему самому было не по себе.

— Быстрее! — шепнул киммериец.

Пригнувшись, он бросился под прикрытие скал, увлекая за собой юношу. В беспорядочном нагромождении камней, среди густых зарослей низкорослых елей и можжевельника укрыться было легко. Будь у великана хоть десять пар глаз, вряд ли он смог разглядеть двух людей, притаившихся среди скал, несмотря на то, что было еще светло.