Казалось, жизнь покинула его.
— Он не умер, мадемуазель, — живо ответила Мари, — и если будет на то воля божья, мы его спасем.
Она немедленно принялась ухаживать за раненым в той практичной манере, которая так свойственна француженке, столкнувшейся с трудной ситуацией. Француженка считает, что ситуация не безнадежна до тех пор, пока можно делать что-то конкретное.
Слугам князя Всевольского было приказано разыскать доктора. Жак дал им несколько адресов, полагая, что многие врачи, как и прочие жители, уже покинули Москву.
Зою отправили на кухню кипятить воду, а Мари и Жак раздели герцога, чтобы осмотреть его раны.
Когда Зоя вернулась с горячей водой, тазом и льняными полотенцами, герцог уже лежал в постели, укрытый простынями. Девушке показалось, что теперь он стал еще бледнее.
К этому времени домой вернулся отец. Его хладнокровное отношение к случившемуся успокаивало больше, чем любые слова.
— Доктор скоро будет, — ответил он на немой вопрос Зои. — Не все же они уехали из Москвы. Я знаю, что в пустующих домах размещают раненых.
Едва он произнес эти слова, как в дверь постучали.
— Ты познакомилась с его светлостью в Санкт-Петербурге? — спросил Баллон.
— Да, он был с визитом у княгини, когда мы с Таней танцевали в маленьком театре.
Баллон посмотрел на дочь. Они всегда были очень близки друг другу, и по ее тону он понял, что правильно истолковал взгляд, которым Зоя смотрела на герцога там наверху, в спальне.
— Вы не безразличны друг другу? — спокойно спросил он.
— Очень странно, папа, но… когда я его… увидела, то сразу… поняла, что таких людей я… никогда прежде не встречала.
— Чем же он так отличается от остальных?
— Во-первых, он понял твою музыку. Когда я играла ему, он… видел то же… что и мы с тобой.
К этому ничего не нужно было добавлять. Валлон понял то, что она не могла выразить словами.
— Ты уверена в этом? — спросил он.
— Совершенно уверена, папа. Ты же знаешь, что в этом я не могла бы ошибиться. А потом, на следующий день, когда он пришел, я осталась в доме одна. Он спросил меня, что я… с ним сделала. Он сказал, что никогда в жизни не чувствовал… ничего подобного…
— Это очень странно! — пробормотал Валлон.
— Странно, что он мог так чувствовать?
— Странно, что это произошло с герцогом Уэлминстером, — ответил отец. — Я встречал его светлость в Лондоне и Вене. Судя по тому, что я о нем слышал, а говорят о нем разное, я и представить себе не мог, что он окажется таким, как ты рассказываешь.
Зоя улыбнулась.
— Ты же знаешь, что я никогда не ошибаюсь, папа.
И до сих пор я думала, что никто, кроме тебя, не способен так глубоко и тонко чувствовать музыку. Валлон ответил не сразу:
— Ты знаешь, дорогая, я никогда не сомневаюсь в том, что ты говоришь мне только правду, и не вмешиваюсь без нужды в твои отношения с молодыми людьми. Но если бы была жива твоя мать, уверен, она объяснила бы, что тебе не стоит мечтать о герцоге Уэлминстере. Его положение в обществе слишком высоко.
— Я… думала об этом, папа.
— Будет лучше, — задумчиво сказал Баллон, — если завтра я позабочусь о том, чтобы его светлость перевезли в госпиталь. Можно найти такой, где уход за ним будет лучше, чем у нас.
Зоя помолчала, потом сказала:
— Папа, я чувствую себя в некотором роде ответственной зато, что случилось. Слуги его светлости сказали, что перед тем, как взорвалась пушка, он спрашивал мой адрес. |