ИХ ТАЩИЛИ по бесконечным коридорам, Штеля и Воллькендена — толпа врагов вокруг них росла, когда все новые культисты и гвардейцы-предатели выбегали из комнат или покидали посты, чтобы присоединиться к толпе, несшей двух пленников в быстро движущемся потоке тел.

Штель не произнес ни слова, стоически приняв свою судьбу, но Воллькенден впал в безумие. Он махал руками толпе, благодарил их, уверял, что нет необходимости проводить парад, что он сделал лишь то, что мог сделать любой человек его положения.

Наконец, их притащили в большой внутренний двор, окруженный четырьмя огромными стенами с сотнями окон. По его краям росли ледяные деревья, достигавшие высоты в сто этажей, их ветви, переплетаясь, раскинулись над всем двором. Сквозь эту запутанную ледяную паутину проникали лунные лучи, освещая двор прохладным голубым светом.

Посреди толпы за всем этим наблюдал один культист, изо всех сил пытавшийся не соприкасаться с теми, кто стоял рядом с ним. Он натянул капюшон на голову, скрывая лицо, и старался не привлекать внимания. Когда толпа выкрикивала антиимперские лозунги, он притворялся, что тоже кричит, хотя не мог заставить себя произнести слова.

В центре двора возвышался большой каменный помост — а из него поднималась ледяная колонна, восьмиконечная, как звезда Хаоса, на ней были вырезаны знаки, взгляд на которые причинял боль глазам. Штель и Воллькенден были привязаны к ней цепями.

И вот появился Мангеллан, сопровождаемый внушительной фигурой. Одинокий культист сразу узнал космодесантника Хаоса, и понял, что тот явно побывал в бою со времени их последней встречи. Черная силовая броня космодесантника была повреждена, лицо окровавлено. Перед ним расступались, когда он шел сквозь толпу, даже еретики боялись оказаться слишком близко к этому чудовищу.

За Мангелланом следовал, шаркая ногами, его отвратительный низкорослый слуга-мутант, его голова была перевязана. Одинокий культист слышал, что мутанта звали Ферст, и он был не слишком умен, но Мангеллан благоволил ему, возможно, именно по этой причине. После попытки побега Штеля и Воллькендена ходили слухи, что это Ферст их выпустил. Казалось, что Мангеллан либо не верил этим слухам, либо ему было все равно.

Когда верховный жрец поднялся на помост, Воллькенден, казалось, узнал его, и, наконец, поняв, где он оказался, начал кричать и биться в цепях. Мангеллан, не обращая на него внимания, повернулся к толпе и поднял руки, требуя тишины. Через секунду шум затих, и Мангеллан вызвал отделение гвардейцев-предателей, приказав им патрулировать двор до конца ночи и охранять пленников. Космодесантник Хаоса встал в углу помоста, и, казалось, также намеревался остаться здесь.

— Наши гости больше не побеспокоят нас, — уверил Мангеллан свою паству. — Наши планы остаются без изменений. Через четыре часа мы соберемся здесь и начнем церемонию. С первыми лучами рассвета мы принесем в жертву нашим богам не одну, но две благородные души.

Одинокий культист услышал достаточно.

Толпа закричала, одобряя намерения Мангеллана. Культист с неожиданной легкостью проскользнул сквозь стену тел, направляясь к арке, через которую большинство еретиков вошло сюда. Он не хотел быть первым, кто уйдет, и напряженно ждал, пока толпа начала расходиться, возвращаться в свои комнаты и на свои посты, по двое и по трое, обсуждая предстоящее зрелище.

Он восстановил в памяти свой путь по Ледяному Дворцу, пытаясь не показать, что он очень спешит. Когда другие культисты вокруг разошлись, на секунду он остался один. Он нырнул в боковой коридор, узкий, темный, пол был гладкий и скользкий, в отличие от хорошо протоптанных путей в остальных частях дворца.