– Друзья! – воскликнул Монтроз. – Прошу вас сохранять спокойствие! Лицо, посланное к нам для переговоров, имеет право свободно высказаться и может рассчитывать на полную неприкосновенность. А уж если сэр Дункан Кэмбел так настойчив, то я готов сообщить ему, что он находится среди верных слуг короля, созванных мною именем и властью его величества, в силу высочайших полномочий, возложенных на меня.

– Стало быть, – промолвил Дункан Кэмбел, – у нас начинается настоящая междоусобная война? Я слишком старый солдат, чтоб эта мысль могла испугать меня; но было бы к чести лорда Монтроза, если бы в настоящем деле он меньше считался со своим собственным честолюбием и больше думал бы о спокойствии отечества.

– Личным своим честолюбием и личными интересами руководствуются те, сэр Дункан, – возразил Монтроз, – кто довел страну до ее теперешнего состояния и вызвал необходимость применения крутых мер, на которые мы сейчас решаемся против своей воли.

– И какое же место среди этих честолюбцев, – спросил Дункан Кэмбел, – мы предоставим благородному графу, некогда столь ревностно преданному парламенту, что в тысяча шестьсот тридцать девятом году он первым переправился вброд через реку Тайн во главе своего полка и атаковал королевское войско? Если я не ошибаюсь, ведь это он огнем и мечом вводил ковенант в городах и селах Эбердина?

– Я понимаю ваш презрительный намек, сэр Дункан, – сдержанно возразил Монтроз, – и только отвечу вам, что если искреннее раскаяние может искупить грехи молодости и мое излишнее доверие к лукавым наветам честолюбивых лицемеров, то да простятся мне преступления, в которых вы меня обвиняете. Я приложу все свои силы, дабы заслужить прощение; я с мечом в руках готов пролить свою кровь во искупление моих заблуждений, – а более того не может ни один смертный!

– Я сожалею, милорд, – проговорил Дункан, – что должен передать подобные речи маркизу Аргайлу. Впрочем, маркиз уполномочил меня сказать, что согласен – во избежание кровавых распрей, которые неизбежно возникнут между горными кланами вследствие войны – установить мир к северу от границы горных районов, ибо в Шотландии и без того достаточно места для драки и нет необходимости соседям уничтожать друг друга и разрушать наследственные угодья.

– Столь миролюбивого предложения, – отвечал Монтроз улыбаясь, – вполне можно было ожидать от человека, личное поведение которого всегда было гораздо более миролюбиво, нежели те распоряжения, которые он отдавал. И если бы условия такого мирного соглашения были установлены по всей справедливости и если бы мы могли быть уверены, – а это, сэр Дункан, необходимо, – что ваш маркиз честно будет соблюдать эти условия, я, со своей стороны, не прочь оставить за собой мир, ибо впереди нас ждет война. Но вы, сэр Дункан, слишком старый и слишком опытный воин, чтобы мы могли позволить вам стать свидетелем наших приготовлений. Поэтому, как только вы отдохнете и подкрепите ваши силы, мы по просим вас возвратиться в Инверэри, а вместе с вами отправим уполномоченного для уточнения условий мира среди горцев – на тот случай, если маркиз искренне его желает.

В знак согласия Дункан Кэмбел наклонил голову.

– Милорд, – продолжал Монтроз, обращаясь к Ментейту, – будьте любезны позаботиться о сэре Дункане Кэмбеле Арденворе, пока мы здесь обсудим, кто должен будет отправиться вместе с ним к его начальнику. Прошу, Мак‑Олей, оказать нашему гостю надлежащее гостеприимство.

– Я тотчас же распоряжусь, – сказал Аллан Мак‑Олей, вставая с места и подходя ближе. – Я люблю сэра Дункана Кэмбела; в былые дни мы вместе страдали, и я этого не забыл.