— О други! Мы с вами сущие глупцы. Должно быть, Господь лишил нас разума. Вы только посмотрите, как этот рыцарь сидит на коне! Вспомните, как он легко, низко пригнувшись, скачет. А его удар и в особенности манера салютовать одной рукой. Ну, и кого он вам напоминает? Ох, и дураки же мы!

И трое остальных рыцарей хором отвечали:

— Да он вылитый сэр Ланселот! Ошибки быть не может.

— Конечно! — вскричал сэр Гавейн. — И когда б не наше ослепление, то не сидеть бы нам сейчас с ушибами и синяками. Ну ничего! Теперь, по крайней мере, коли встретится нам рыцарь в доспехах сэра Ланселота, то можно не беспокоиться. Что касается меня, уж я отыграюсь на сэре Кэе — не упущу случая поставить его на колени!

— Все это хорошо, — напомнил сэр Ивейн, — но мы связаны обещанием. Ведь мы поклялись явиться к королеве Гвиневере посланцами от сэра Кэя и повиниться в нашем поражении.

А сэр Ланселот с некоторых пор начал замечать, что отношение окружающих к нему разительно переменилось. Теперь странствующие рыцари не кидались радостно ему навстречу, не вызывали на поединок. Напротив, они с почтением уступали ему дорогу, а некоторые и вовсе предпочитали убраться подобру-поздорову. Стоявшие вдоль дороги шатры часто оказывались пустыми, мосты не охранялись, никто не досаждал путникам на дорогах. А мирные жители все чаще в своих приветствиях называли его подлинным именем. Более того, его вновь стали осаждать дамы и девицы всех рангов и званий: они появлялись невесть откуда и рассказывали о несправедливо отнятых землях, обиженных мужьях, неверных любовниках и других малопонятных проблемах. Опечаленные красавицы выстраивались вдоль дороги и провожали Ланселота укоризненными взглядами. Рыцарь только диву давался: как они умудрялись раскрыть его инкогнито? Ведь он ехал с опущенным забралом и щитом своего друга Кэя-сенешаля. Бедный сэр Ланселот не знал — да и не имел случая узнать, — с какой быстротой распространяются слухи по округе. Порой кажется, что их и вправду переносят сороки на хвосте.

А все объяснялось просто: оруженосец сэр Гавейна услышал слова своего господина и передал их странствующему монаху. Тот, в свою очередь, пересказал новость пришедшей на исповедь девице, а она поведала ее своему отцу или бродячему жонглеру, который спешил на сельскую свадьбу. Вскоре об этом уже шептались в зеленых дубравах, где укрывались преступники и беглые крестьяне. Об этой истории узнали в монастырях, и новость пошла гулять вместе с многочисленными братьями, переходившими с места на место. Ее переносили на своих крыльях птицы, бабочки и даже трудяги-пчелы. Через пару недель уже все знали, что славный рыцарь Ланселот путешествует в обличье сэра Кэя. Бродячие углежоги и жители деревень, по которым проезжал Ланселот, почтительно приветствовали его по имени. Странствующие ремесленники, перевозившие свой товар на вьючных мулах; сборщики десятины с мешками шерсти и купцы с заморскими товарами — все кланялись сэру Ланселоту. Молва бежала впереди него. Казалось, будто слухи неким таинственным образом обретают крылья и самостоятельно путешествуют по стране.

Надо сказать, изменился даже характер приключений, выпадавших на долю сэра Ланселота. Привычных рыцарских поединков — открытых и радостных — не стало, зато теперь он постоянно оказывался в гуще каких-то непостижимых тайн и темных интриг.

Как-то раз Ланселот наткнулся на безутешную девицу, сидевшую возле раненого рыцаря. Она долго и путано излагала печальную историю, а в заключение потребовала крови своего врага — якобы лишь это могло спасти жизнь ее возлюбленного.