Баобабова от безделья вытаскивает нож и вырезает на капитанском столе замысловатые вензеля, в которых с трудом, но можно разобрать название нашего отдела.

Угробов давится и отвлекается от водопоя:

– Сейчас у Пономарева спрошу. Лейтенант, что такое Каппа?

– Урод японский, – объясняю я, просматривая статьи Уголовного кодекса. – Обезьянья голова, тело черепахи. Ноги лягушки. Живет в японских водоемах, топит и кушает неосторожных купающихся японцев.

– Спасибо, лейтенант. Сама такая!

Последние слова предназначены трубке. Вой сирен стихает, капитан швыряет трубку на место. Баобабова согласно кивает. У нее с капитаном одинаковая нелюбовь к телефонным аппаратам.

Капитан Угробов, чтобы успокоиться, несколько раз выхватывает из‑под мышки пистолет, имитируя вооруженное убийство неизвестной личности.

– Простите, – говорит он, боясь встретиться с нами взглядами. – Супруга побеспокоила. Вы зачем пришли? Отгулы выпрашивать?

– Вы нас сами, вроде того, вызвали, – подсказываю, разглядывая начальство через дырки в Уголовном кодексе.

– Верно. Спасибо, лейтенант. Вызывал, вспоминаю. Новость хреновая, последняя. – Капитан поворачивается к сейфу, достает папку, швыряет на стол. – У вас свежее дело. Лейтенант, прекратите юродствовать.

Возвращаю Уголовный кодекс на место.

– Документы присланы утром. Дело срочное, нужное и секретное. Как и любая другая работа в вашем отделе. Спрашивать будут строго. Кто, кто? Да уж не наш общий друг, Садовник. Не стоит так сильно волноваться за больных людей. Сидит в психушке, и пусть сидит. Без него начальства достаточно. И все сплошь умные.

Присоединяюсь к Машке. Баобабова пододвигается, освобождая краешек стула. А про Садовника капитан зря так негативно. Мужиком Садовник был неплохим. Помогал как умел. Если бы не он, и отдела “Пи” не существовало бы.

– Вашему отделу, – повторяется капитан, – поручено разобраться с весьма необычным и подозрительным заданием.

– Других не имеем, – бурчит Баобабова, откидывая обложку папки. – А подробности и начальные сведения будут?

– Аэрофлотчики помощи просят. У них там сложности какие‑то на аэродроме. Если точнее, бардак полнейший.

Требуем более четкое определение бардаку. Капитан не отказывается.

– Из присланных документов известно, что над аэродромом вторую неделю подряд кружится неопознанное воздушное судно.

– Тарелка, что ли? – сладко замирает сердце в предвкушении долгожданного контакта и настоящей работы. Надоело с рисованными тещами разбираться.

– Я же русским языком сказал – неопознанное судно. Но не настолько, чтобы вдаваться в панику. Воздушное судно типа самолет. Два крыла, один хвост. Колеса где положено. Судно отечественного производства, опознанное специалистами как “Ту‑104”.

– А мы при чем?

Угробов вздыхает, недовольный сообразительностью личного состава.

– Две недели без дозаправки. Отечественный самолет над российским аэродромом. Но! На сегодняшний день неизвестно ни одно приспособление, способное держаться на лету так долго. Дирижабли не считаются.

– А если сбить? – предлагает Машка, рассматривая размытые очертания самолета. Фотографии сделаны с земли любительским аппаратом. – А как собьем, так и узнаем, почему так долго на посадку ребята не соглашались.

– Сбить не проблема. Сложность другая – некому соглашаться. С аэродромной башни пробовали вызвать экипаж. Никто не отзывается. Пытались привлечь самолет кострами. Черта с два: как кружил, так и кружит до сих пор. Вчера днем по специальной просьбе подняли в небо боевые перехватчики.