Может быть, это ошибка с нашей стороны. Тебе некуда деваться, а ты еще трепыхаешься. Ну ладно. У нас есть еще одно соображение. Пусть он разговорится, глядишь, скажет что-нибудь такое, что нам потом пригодится. Тут все может быть важным. Сто миллионов баков — великая вещь, тут к каждому слову прислушаешься.
Бетти нетерпеливо вздохнула:
— Ладно, ладно! Что дальше?
— Прихорашивайся, милая, и будь наготове. Думаю, что часов в пять будет твой ход. Я дам тебе знать.
Только Бетти положила трубку, телефон снова зазвонил. Она схватила трубку:
— Ну что еще, Макс?
— Это не Макс. Это Хью. Чем ты так разгорячена?
— Ничем.
— Ты сердита на меня?
— Нет, отчего мне на тебя сердиться, Хью?
— Что с тобой, моя радость? У тебя голос... какой-то умирающий.
— Кажется, я неважно себя чувствую. Я даже не буду сегодня выступать. Как раз об этом мы и спорили с Максом.
— Надо сходить к доктору, дорогая.
— Что-то подцепила, пройдет.
— Кстати, Бетти, спасибо за записку, которую ты прислала насчет Тэмпла.
— Я звонила, звонила тебе, но ты все был занят. Это был отличный человек, Хью. Ужас. Викки рассказала мне, как вы оба пытались остановить его, когда он проигрывал.
— Так ты говорила с ней?
— Да, где-то после двенадцати. По-моему, она восприняла это вполне нормально.
— Может быть, слишком нормально.
— Я... Для меня это не сюрприз. Она никогда бы не могла быть у меня в подругах, Хью. Смотрится как куколка, а... Во всяком случае, ты понял, надеюсь, что нравы казино не поддаются смягчению?
— Они давали ему разведенное виски, чтобы он держался на ногах, замедляли темп игры за тем столом, чтобы он успевал реагировать и делать ставки. Ем общипывали как цыпленка. Будь все проклято, Бетти, давай уедем отсюда. Навсегда. Долго нельзя ждать, иначе может быть слишком поздно.
— Звучит как предложение, — сказала она, явно натянуто пытаясь придать разговору более легкий характер.
— Не знаю, что это, но нам обоим надо уезжать.
— А мне, сэр, бросать свою карьеру?
— Ты как-то странно говоришь. Сейчас поднимусь и буду сидеть у постели больной.
— Нет, пожалуйста, Хью. Я не хочу тебя сейчас видеть. И к тому же я... могу уйти.
— Уйти? Куда?
— Мне попросить письменного разрешения у вас, сэр?
— Подумай, что ты говоришь!
— Сама не знаю, Хью. Не до этого. Я думаю, мы с тобой зашли слишком далеко. Может быть, в моей жизни нет места для этого. Ладно, потом.
— Прекрасно. Спасибо. Преогромное спасибо, Бетти.
— Никакая это у нас с тобой не любовь, Хью. Это... привычка.
— Желаю веселой ночи, — не выдержал Хью и бросил трубку. Бетти осторожно положила трубку и села на краешек кровати, пригладила рукой густые черные волосы. С тяжелым сердцем она стала размышлять, что же это будет, если Макс Хейнс разобрался в Гомере Гэллоуэлле лучше нее. И пожалела о том, что он прислал тогда перстень. Тогда это выглядело невинным жестом, но сейчас у нее появились сомнения на этот счет. Но если Макс и прав, то Гэллоуэлла легче вытерпеть, чем того толстого или петуха из Венесуэлы: старик все-таки.
После Хью всех остальных в этом мире можно только терпеть, и ценой неимоверных душевных усилий. Она принадлежит ему до самых мельчайших значений этих слов. И любая связь будет осквернением того, что принадлежит ему, и поэтому, чувствуя свою вину, она уже никогда не вернется к нему.
Значит, если Макс прав, назавтра ей надо придумать другую Бетти, которая уже не любит Хью Даррена. |