Ещё через пару дней Никита после трудового дня проводил Любаву на постоялый двор. А следующим днём — на княжеский двор, к конюхам, уговорив их срезать по нескольку волос подлиннее из конских хвостов.

— Зачем тебе? — удивились конюхи. — Нешто татарин ты, бунчук сделать хочешь?

— Для дела потребно.

Волосы он получил. В лекарне Иван их промыл как следует, а потом Никита порезал их на куски длиной в локоть и оставил в кувшине с самогоном для стерилизации. А после работы он отправился к ювелирам и заказал несколько тонюсеньких кривых иголок.

Ювелиры заказу подивились. Обычно заказывали украшения, а тут — иглы. Чудит покупатель, однако деньги платит. Чего не сделать тогда? Изготовили, как Никита просил.

Раньше Никита волосом не шил, как и пластикой не занимался. В больнице шьют шёлком, кетгутом, хромированным кетгутом — даже тонкой проволокой.

Для начала он решил попробовать новый для себя шовный материал на коже в менее ответственных местах. Нескольким пациентам ушил порезы, наблюдал — красиво ли, ладно ли получилось. Результат превзошёл все ожидания: рубчик тоненький, а следов от иглы и вовсе не видно. Пожалуй, можно приступать к главному — лицу Любавы. И делать не весь объём сразу, а по маленькому кусочку. Долго, кропотливо, зато надёжно.

Тут бы уже и в дом въезжать — ремонт почти закончен, но внешность Любавы для него важнее. Да и новоселье после ремонта предстоит справлять, а он Елагину обещал со своей женой познакомить. Так уж лучше, чтобы она была с подправленным лицом.

Любава же, видя результат первой операции, не раздумывала — фактически она поселилась в лекарне.

И Никита приступил к кропотливой работе. Ещё до операции он целый месяц налегал на чернику и морковь для остроты зрения — при мелкой работе глаза устают в первую очередь. Теперь раз в неделю он срезал с лица Любавы по небольшому кусочку кожи с рубцами и на это место подсаживал здоровую кожу — то со спины, то с живота. При этом лицо Любавы почти всё время было забинтовано, и через месяц она взмолилась:

— Мазями пропахла — сил нет. В баню хочу.

— Уговорила, сделаем перерыв на месяц.

Никита успел заменить ей кожу на скуле и щеке — оставались лоб и шея. Но волосы на голове Любавы уже отросли, прикрывая рубцы на лбу, и сейчас бросались в глаза только рубцы на шее. Но, по крайней мере, на Любаву смотрели нормально. Сочувствовали, но не отшатывались в ужасе и отвращении.

Любава пропадала на доме. Ремонт наконец-то был завершён, артель ушла. Перед уходом каждому холопу Никита выдал по алтыну как премию.

— Премного благодарны! — поклонились ему мастера.

Однако дом стоял пустой, без мебели. Лавок, в которых торговали бы мебелью, не было, всё надо было заказывать. Никита нашёл толкового краснодеревщика — были в Москве такие мастера, делавшие мебель из морёного дуба, заморского палисандра, черного африканского дерева или тика. Купцы на заказ могли привезти любой товар из Европы, Азии — в том же Египте торговали африканскими товарами: деревом, слоновой костью, шкурами львов.

Вместо обычных в доме лавок Никита заказал стулья и кресла. А почему нет, если деньги позволяют? В мягком кресле сидеть удобнее, чем на жёсткой лавке без спинки.

Мастера делали на совесть, как сейчас говорят — на века. Мебель получалась красивой, но уж очень тяжёлой: то же кресло затаскивали в дом два крепких мужика, а шкаф — так и вовсе четверо. Но и пользовалось потом мебелью несколько поколений, поскольку тот же шкаф был из цельного дерева, а не из прессованных опилок, и руки у мастера из правильного места росли. Честью, добрым именем мастера гордились, халтуру не делали.

Единственно — сам процесс длился очень долго. Пока материал доставят, пока сделают, отшлифуют, затем резьбу затейливую нанесут и снова отполируют — да всё руками…

Ох и знатная мебель получилась!

Когда обставили всё, Никита и сам был приятно удивлён.