– Ха! Подходят! Глупость сплошная! Вам такие бусы незачем – при вашей яркой внешности. А женщине некрасивой…

– Задирака! Прекратить разговорчики! – скомандовал я. – Что ты мелешь все время!..

Задирака искоса посмотрел на меня в зеркальце, еле, заметно усмехнулся. И точно так же заулыбались на заднем сиденье Скуратов и Халецкий.

– Есть прекратить разговорчики! – «отрепетовал» Задирака. – Только, Станислав Палыч, зря вы сердитесь: мы же от разговорчиков не едем медленней…

– А что толку в твоей гонке? – срываясь на сварливый тон, сказал я. – Ты дожимало, а не водитель! Никак не научишься ездить по‑оперативному!

– Почему это? – обиделся Задирака. – Кроме вас, никто не жалуется!

– Потому что сами ездить не умеют, вот и смотрят, разинув рты, как ты жмешь на всю железку. А если бы ты микитил немного, то поехали бы не по Садовому, а через новый мост по кольцу «В». Вдвое быстрее… Понятно?

– Понятно! Только… – Задирака собирался обстоятельно доказать свою правоту, но я уже повернулся к Одинцову.

– Ну что, Юрец? Сейчас ты с Юнгаром должен показать класс.

– Постараемся, – смущается Юра Одинцов. Со своим румянцем и длинными модными волосами он вообще больше похож на девушку‑отличницу, чем на сержанта милиции. – Нервничает он всю неделю…

– А чего? – спросил я.

– Да брата его, Фархада, ранили ножом в субботу…

– А, да‑да! – вспомнил всезнающий Задирака. – Это на прошлом моем дежурстве было. Фархад с проводником Костиным задержали грабителей, один из них и ткнул его ножиком…

Рита обернулась, с интересом посмотрела на огромного пса.

– И вы думаете, он понимает? – недоверчиво переспросила она Одинцова.

– Конечно! Собачки все понимают. Они же в одной вольере живут. Когда Фархад не вернулся, Юнгар сразу все понял – вот и тоскует…

– Вы о нем, как о человеке, говорите, – тепло улыбнулась Рита.

– А собачки во всем, как люди, – серьезно сказал Юра Одинцов. Юнгар положил огромную башку ему на колени, сладко зевнул, разинув розовую зубастую пасть. – Юнгар у нас вообще талант, умница, – убежденно повторил кинолог.

Уставший от молчания Задирака подал голос:

– Ты так его расхваливаешь, что не понять, кто из вас умнее!

– Глупо и грубо! – не удержался я.

Одинцов, абсолютно не обижаясь, пожал плечами, степенно сказал:

– На то я и вожусь с ним три года, чтобы он в работе был умнее меня! Дрессировщик все свое должен собачке передать…

– Вот это речь не мальчика, но мужа! – откликнулся Халецкий. – Как говорится, пусть режиссер умрет в актере…

На Лучевом просеке парка Сокольники видна группа людей, милицейский автомобиль и длинная американская машина с дипломатическим номером. Задирака лихо тормознул, и я хлопнул Одинцова по плечу:

– Ну давай, Юрец, от тебя с Юнгаром, можно сказать, зависит вся дальнейшая политика разрядки…

Милицейский лейтенант, безошибочно опознав во мне старшего, отрапортовал:

– Товарищ капитан, вот эта иностранная гражданка заявляет, что у нее не то похитили в кафе бриллианты, не то расстегнулась цепочка, и она их потеряла…

Элегантно одетая женщина средних лет громко и очень быстро говорила по‑английски, от возбуждения растрепалась ее безупречная прическа с умеренной сединой, все время съезжали на нос модные очки с поляризованными стеклами.