|
.
– Да, случается. Но в Москве каждый день триста человек празднуют новоселье, полтысячи правят свадьбы, рождается семьсот новых человечков. И нас туда никогда не зовут. Не нужны мы на юбилеях, защитах диссертаций, на торжественных встречах. Взгляни, сколько окон светится – миллион! И там везде люди. А зовут они нас, только когда у них случается беда… – Ну и что? – А то, что мы – чернорабочие… Чернорабочие человеческой беды. Люди ведь очень медленно меняются к лучшему, и еще долго‑долго они будут причинять друг другу боль и страдания, и до тех пор, пока есть еще боль и насилие, мы будем очень людям нужны. И если поймешь это всем сердцем, тогда и озлобиться на мир, которому ты еще сильно нужен, не сможешь…
Ответы в разговорах по телефону сотрудников службы «02» и дежурной части должны быть краткими, четкими, вежливыми, тактичными. Надо помнить о том, что эти службы – первая необходимая помощь народу… Из приказа министра внутренних дел СССР
25Станислав Тихонов
Ближе к полуночи несколько стихает суета, реже становится пулеметный перезвон телефонов. Мы с Ритой подсели к Севергину за «командирский» столик – попить чайку. На карте‑плане Москвы около кружка с цифрой 37 непрерывно мигает оранжевая лампочка. – Что там, Григорий Иваныч? – Грабеж. У буфетчицы на улице сумку вырвали… – Севергин нажимает тумблер. – Тридцать седьмое! Севергин… Что там у нас с грабежом? Почему не докладываете? Из динамика доносится голос дежурного: – Разбираемся, товарищ подполковник… Группа работает. Как будет что – сразу сообщу… – Ты подскажи им: пусть с потерпевшей вокруг по кафе‑ресторанам поездят… Небось на выпивку рванули, – советует Севергин. – Отбой… Рита показала мне на лампочку: – А почему она мигает? – Нераскрытое или длящееся преступление… Для контроля. Рита задумчиво оглядела светящуюся карту: – Какой город огромный… Сколько же в нем всякого происходит!.. – Около девяти миллионов жителей – это тебе не шуточки. Средняя европейская страна… Рита покачала головой: – Слава Богу, хоть мне работы не было – по моей специальности… – Тьфу‑тьфу‑тьфу! Не сглазь. – Я суеверно постучал пальцами по столешнице. – Вечер, как говорится, еще не кончился… А Микито не спеша рассказывает Скуратову: – Нет, что ни говори – четверо детей, хоть и хлопотно, а так здорово! У меня жена на двенадцать лет моложе. Я ведь второй раз женат… – А чего с первой разошелся? – Да как тебе сказать… Хорошая она была, только взбалмошная. Я, так сказать, отчаялся построить с ней семейный уют, когда пошел на службу, подпоясавши брюки электрическим проводом. Мы с ней в школе рабочей молодежи учились… Года полтора прожили, она мне говорит: «Я решила ехать в Фергану, там климат мягкий». Я говорю: «А со мной не хочешь посоветоваться?» «Не хочу», – говорит. Тогда счастливого пути! Прислала недавно фотографию – с двумя симпатичными узбечатами… Задирака разбирал за столиком какой‑то утильный карбюратор, сердито хмурился, сквозь зубы напевал:
Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. А где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. А где твой черный пистолет? На Большом Каретном…
Дубровский, скаля свои ослепительно белые зубы, будто Господь Бог швырнул ему в рот пригоршню рафинада, мотал черным чубом, рассказывая телефонистке Наде со справочной службы «02»: – Мне в сорок первом четыре года было, как сейчас помню, в Смоленске дело, стоял я в сквере, около часовни Божьей матери Одигитрии, подъехал белый автобус с красным крестом, вылез немец с жандармской бляхой на груди, взял меня за руку – и в машину, а там уже полно цыганят и еврейских детей, они их, как бродячих кошек, по городу отлавливали. |
