А я…
– С этим вы немножечко не к нам обратились…
Разговор в час «пик»
34
Станислав Тихонов
– Окна куда выходят? – спросил я у участкового.
Он показал высоко вверх, на возносящуюся под самое небо стену многоэтажного дома.
– Вот эти три…
– Черный ход?
– Нету.
– Кто сообщил в милицию?
– Сосед: слышимость через стенки‑то отличная, а этот прохвост спозаранок воюет с женой, на водку тянет…
– Характеризуется плохо?
– Да уж не подарок – привлекали мы его дважды. Зашибает крепко… Эх, ведь хотели недавно посадить его за хулиганство, так жена сама же умолила: ребенка не сиротите, нас, мол, хотя бы пожалейте. Вот он сейчас их там жалеет!
– Ребенок в квартире? – спросил Скуратов.
– А где же ему быть? Конечно. Вот на папкины подвиги любуется. Шесть лет парнишке…
Мы вошли в лифт. Халецкий подошел ко мне поближе:
– Нуте‑с, что будем делать?
– Не знаю, что‑нибудь сейчас придумаем, – неуверенно сказал я.
– Там ребенок, – напомнил мне Халецкий.
– Да, там ребенок…
Ухал, гудел в шахте лифт, глухо грохнул замком на шестом этаже. Здесь стояли несколько полуодетых жильцов. Выше их не пускал постовой милиционер.
– Ну‑ка, граждане, всем немедленно уйти отсюда – скомандовал я и приказал милиционеру: – Мгновенно очистите лестничный марш…
Сержант стал выдавливать с лестницы зевак, а Скуратов спросил участкового:
– Из чего стреляет?
– Охотничье, по‑моему, шестнадцатый калибр. Он уже дважды врезал в дверь медвежьим жаканом…
Жестом я велел всем оставаться на месте, и мы с участковым бесшумно поднялись еще на один этаж, стали под прикрытием стены по обе стороны двери. Было слышно, как в квартире течет из крана вода, чей‑то злой голос матерился, и раздавался женский негромкий плач.
Я постучал рукояткой пистолета в пробитую пулями филенку, а участковый закричал:
– Эй, Матюхин! Перестань с ума сходить! Открой дверь, брось ружье!..
– Я те открою, потрох сучий! Я те брошу!.. – раздался хриплый рык из квартиры, и одновременно грохнул резкий гром выстрела, пронзительно полоснул женский крик и вылетел из двери кусок дерева – пуля ударилась в противоположную стену.
Я махнул участковому рукой, и мы снова спустились на полэтажа, где нас дожидались остальные.
– Мне кажется, его взять пора. Он, черт, опасный, – сказал я.
Юра Одинцов продолжил:
– Если дверь высадить, можно Юнгара пустить…
– Пока мы ее высадим, этот прекрасный Матюхин успеет двух из нас положить, – сказал с усмешкой Скуратов. – А я еще так хотел поучиться в адъюнктуре…
– Будет тебе кривляться, – сказал я ему вяло. Он был бледен, все лицо у него подсохло, – нет, я не думаю, что он струсил: чего‑чего, а этого никто за ним никогда на замечал. Просто нервишки играют. А может быть, ему теперь есть что терять. Больше, чем нам. Не знаю. Мы сним разошлись.
Я спросил участкового:
– Балкон лестничной клетки рядом с балконом Матюхина?
– Рядом, да не совсем – на полэтажа выше.
– Это ничего, – я посмотрел вниз: расстояние между балконами метра три.
– Может, вызвать пожарных с лестницей? – предложил Задирака.
А из квартиры Матюхина снова рванулся женский крик, стук падающих предметов и тонкий пронзительный детский крик:
– Папа… папа… папочка… не надо… папочка… не надо…
– Нет времени! – крикнул я. |