|
Глядя на его быстро исчезающую в толпе несгибаемую спину, Мегги не удержалась от вопроса: – Элен, скажи на милость, что ты с ним сделала, что он несется от нас во весь опор? Мадам Сорель повела плечом, являя глазу обольстительные окружности. – Да так, ничего. Мы несколько раз встречались по разным поводам. Он всегда смотрит на меня так, будто я – сам Бонапарт, а потом уходит. Кто знает, что у него на уме? Да и вообще, Ференбах ненавидит все французское. Хитро прищурившись, Мегги спросила: – Но ведь он мужчина ничего себе, так? – Он не мужчина, он пруссак, – отрезала Элен. После дежурного обмена репликами подруги расстались, заговорщически улыбнувшись друг другу. Рейф заметил, с какой жадностью наблюдают за передвижениями Элен мужчины в зале. Когда она отошла достаточно, чтобы не услышать его слов, он спросил. – Что это за история? И вообще, ты что нибудь понимаешь? – Трудно сказать, – задумчиво протянула Мегги, – хотя кое какие догадки имеются. – Запнувшись на мгновение, она быстро сверкнула глазами и бросив «Подожди, я сейчас вернусь», скрылась в направлении дамской комнаты. Провожая Мегги взглядом и невольно сравнивая ее с мадам Сорель, Рейф не мог не удивиться тому, отчего следом за его партнершей не устремилась целая толпа мужчин. Приятные размышления были прерваны появлением Оливера Нортвуда. – Привет, Кэндовер! А ты быстро работаешь, как я погляжу. Всего три дня в Париже, а уже сумел окрутить графиню. – Рейф заметил контраст между веселостью тона Оливера и злобным выражением его лица. – Наверное, графиня не из тех, кто долго ломается перед кавалером с деньгами. – По всей видимости, ты с этой дамой не знаком, – ответил Рейф с холодной надменностью. – После того как ты назвал ее имя, я навел кое какие справки. Никто не мог сказать мне ничего вразумительного Известно лишь то, что она вдова, причем вполне респектабельная и привыкшая жить на широкую ногу. – И, многозначительно подмигнув, добавил: – Она преуспела, заставляя других расплачиваться за свои удовольствия. С огромной радостью Рейф заехал бы Норвуду по физиономии, но вместо этого спросил: – И что еще ты о ней узнал? – Говорят, она стоит того, что за нее платят, и даже больше. Однако об этом ты должен знать лучше меня, не так ли? Развязность бывшего однокашника раздражала Рейфа сверх всякой меры. Но в словах его был резон. В конце концов, Мегги была шпионкой, а как еще можно заставить мужчину проболтаться, если не делить с ним подушку? Кроме того, надо было себя содержать, и едва ли британское правительство много платило ей, чтобы так хорошо жить. И дом, и гардероб требовали уйму денег. Ведя жизнь, как и многие красивые женщины высокого полета, привыкшие получать драгоценности в обмен на ласки, она преследовала и другие, более благовидные цели. Кто же осудит ее за этот самый простой и удобный путь? Странно, насколько легко он поверил в то, что Мегги – шлюха. По крайней мере гораздо естественнее было видеть в ней дорогую проститутку, чем предательницу. Сидя за туалетным столиком, Мегги слегка припудривала лицо, и вдруг за спиной услышала французскую речь с сильно выраженным английским акцентом. – Ну как вам Кэндовер? Он щедр? Мегги изумленно обернулась к женщине, прихорашивающейся за столиком позади нее. – Простите, что вы сказали? – спросила она как можно спокойнее. – Это я должна просить у вас прощения за такую смелость, – в замешательстве ответила девушка, – но мне показалось… Со стороны кажется, что вы с Кэндовером ведете себя так, будто… Молодая женщина зарделась и взмахнула рукой. Только сейчас она поняла, насколько бестактным был ее вопрос. На смену удивлению пришло болезненное любопытство, граничащее с раздражением. |
