Леший продолжал, молча, курить. Журналист выкинул огарок сигареты и подкурил новую. 

Кондрат смотрел на улицу. В паре шагов от лавочки серая ворона распушившись купалась в грязной луже. Вывертывала голову и косилась боязливо на стоящих в подъезде мужчин.

– Холоду быть, – после минутного молчания, уже более спокойно сказал Еши, выдохнув струю сизого дыма.

– Да кто его знает, – вздохнул, облокотился о косяк и, пожал плечами Кондрат. – Может еще и оттепель придёт.

– Не придет, – уверенно кивнул Еши. – Ворона в луже намывается, вороны над землей низко кружат. Точно к холодам. 

– Собственные наблюдения?

– Народные приметы, – выдохнул дым Еши, наклонился и подняв у порога камень швырнул в ворону. Тот просвистел рядом не попав в птицу. Она покосилась на него черным глазом, встряхнулась и ударив по луже крыльями взвилась в воздух, присела на нижние ветви ближайшего дерева и уже оттуда удрученно громко выдала:

– Кар!

– Увлекаешься приметами? – полюбопытствовал Леший, огарок обжег пальцы, он поморщился и откинул его в сторону.

– Дед шаманом был. Много примет говорил. Что-то в памяти так и осталось.

– Ишь ты? – без удивления, не смотря на журналиста, сказал Кондрат. – Что взаправдашним шаманом?

– Угу, – кивнул Еши. – Взаправдашним. С бубном и трещетками. С рогами, копытами над чумом, и котелком.

– В чуме? – переспросил Леший.

– Ну, да, он же шаман, потомственный бурят. Это я… метис. Так, ни к роду, ни к племени.

– А сам чего умеешь? – Кондрат повернулся и наконец, посмотрел в раскрасневшееся лицо Еши. – Говорят, вроде как по наследству передается.

– Да чего я там буду уметь, – пожал плечами журналист. – Что от деда слыхал, может и помню, так по малости. А по наследству, говорю ж, без роду без племени. Не признали меня в семье. Мать говорят, нагуляла, а сама сбежала, на дедов двоюродных малым скинула. В тринадцать я ушел. 

– Как ушёл?

– Как? – грустно усмехнулся Еши, крутя в руках остаток сигарета. – Пешком. Сначала по тамошним прериям, потом к лесу вышел, реку нашел, вдоль реки брел. 

– Не страшно было, одному идти?

– Страшно, – кивнул Еши. – Но оставаться куда страшней. Дед был темным шаманом. Много знал. Сын его родной болел сильно. Вот они и надумали… – Еши поперхнулся дымом и закашлял. – Я плутал, пока совсем не заблудился. Егерь нашел, в город привез. Здесь меня принял к себе Федор Ильич, бывший редактор «Вече». Сейчас на пенсии. Он меня и направил в свое время на журналистику. Я его как отца принимаю. А у него кроме меня и нет никого.

– История достойная пера, – усмехнулся Кондрат. – Федора, конечно, уважаю, принять ребёнка… уважаю. Повезло тебе. 

– Не повезло, закономерность. В Яндыре нет детских домов, – окурок полетел в сторону урны. 

– Это же хорошо.

– Это странно. Везде в мире отказники по приютам растыканы. А в Яндыре нет. 

– Может люди хорошие.

– Угу, во всем мире люди как люди, а здесь только хорошие.

– Хорошие, не хорошие, только я о другом. Мог егерь тебя и не найти.

– Мог. Но нашел.

– Вот я и говорю, повезло, – Кондрат помолчал. – А с твоей, Номин… Ты сам не чуешь? Мутно это всё?

– Что всё? – прямо посмотрел на него Еши.

И Кондрат вдруг сообразил, не поймет ничего журналист.