Это всё, что я могу вам рассказать, – она провела по глазам рукой, устало смахивая вновь накатившиеся слезы. – Вы можете меня вызвать в отдел, но и там я повторю сказанное. Я ничего не помню.
Кондрат покосился на Номин. Раскосые зелёные глаза на бледном лице, веснушки слишком яркие для такой светлой кожи. Рыжий волос. Свой ли? Странно.
– Номин, это ваш природный цвет волос?
– Это так важно?
– Это странно.
– Да, – кивнула она. – Отец бурят. Мама русская, рыжая с зелёными глазами. Вот так и получилась я.
– Вы необычно выглядите. Вас трудно не запомнить или с кем-то перепутать.
Девушка невесело улыбнулась, едва растягивая губы. Немного помолчала, а потом сказала:
– Если то, что вы говорите, правда, то я сожалею, что стала причиной ваших проблем.
– Вы не помните, но готовы поверить, – скептически поинтересовался Леший.
Номин на его интонацию не обратила внимания.
– Я журналистка, мы во многое готовы верить, – и закрыла глаза. Больше, за всю дорогу, она не сказала ни слова.
Вскоре появилась вывеска с ценниками на марки бензина, и сразу за ним домик с парой колонок.
Глава 27
Хорошая у Еши была квартира, не большая, но уютная. Одна комнатка, спальная. Зал: посреди диван, столик на котором восседал старый кинескопный телевизор, в углу компьютерный столик, на нем закрытый ноутбук, кресло плетёное с мятым пледом в углу комнаты. В другом углу, высокий цветок, упирающийся в самый потолок. Палас цветной, шторы в крупный цветок на окнах, люстра с длинными узкими хрусталиками.
Кухонька небольшая с угловой мебелью. Всё как в обычных квартирах, цветы на подоконнике. Единственное отличие от обычной среднестатистической квартиры, посреди стола самовар, с блестящими золотистыми боками. Электрический, но самовар. Кондрат вошёл в кухню, самовар тихо шумел, готовый вот-вот закипеть. Номин сидела в углу кухонного диванчика, прикрыв глаза. Еши рылся в холодильнике.
– Сыр, колбаса, существенное не готовлю. Дома почти не питаюсь, – оправдываясь, сказал он, положив на стол выуженные из холодильника продукты. Взял из шкафчика досточку, ножик, начал все быстро нарезать. – Хлеба нет, старый засох.
Леший только кивнул. Можно и без хлеба.
– Ольга Марковна нас потеряет. Обещали в город свезти, и пропали, – Еши нарезал колбасу большими кусками.
Кондрат, не смотря в глаза журналисту, быстро ответил:
– Отвезём. Разберёмся во всем, тогда и отвезём.
– Разберёмся, – Еши положил колбасу в тарелку и принялся за сыр. – А в чем ещё разбираться? Номин вернулась…
– Короткая у тебя память. У меня тётка в больнице, – прервал Леший. – И ворачиваться нам с ней некуда…
Еши поставил на стол бокалы и сахар.
– Может, не было никакого синего света? Взрыв был, так им пусть органы и разбираются. Ребят своих привлеки… а синий свет… мутно это как-то.
– Ребят своих? – Кондрат взял с тарелки кусок колбасы, сунул в рот. – Ребят, эт можно. Только где уверенность, что те же ребята вместе с Семёном не готовили взрыв в моей хатке? Где уверенность, что завтра эти же ребятки меня и не порешают?
– Неужели нет проверенных, надёжных?
Кондрат усмехнулся.
– Семён был проверенным, надёжным, он взялся за еще один кусок колбасы. Повертел тот в руках и сунул в рот. – И свет был. Кузьма – кузнец поселковый, его видел.
– И где сейчас Кузьма? – насмешливо поддел Еши.
Кондрат глянул на журналиста исподлобья.
– Синий свет, – голос Номин тихий, растянутый, прервал разговор мужчин. |